Добрая, злая
Шрифт:
– Чего ты ее оглаживаешь, пей давай!
– Не хочу…
– А ты через не хочу! Давай-давай, тебе надо.
Послушалась, сделала несколько неуверенных глотков, отерла пену с губ. Холодная жидкость неприятно прокатилась в желудок, во рту остался горький вкус хмеля. Нет, чего они в этом занятии находят – пиво пить?
– Еще давай! Ишь сморщилась, будто лягушку проглотила!
– Да не, я не сморщилась… Просто не понимаю, в чем тут фишка. Когда вино пьешь, там хоть букет чувствуется, а тут – горечь одна.
– Ничего, сегодня без
– Правда?
– Да зуб даю! От вина точно никаких алмазов не увидишь.
– Ну, ладно… Сейчас попробую…
Обхватив кружку обеими руками, она приложилась к ней основательно, героически влила в себя все ее холодное содержимое. На последнем глотке чуть не подавилась, втянула в себя воздух со свистом.
– Молодца! Наш человек! Может, и курить будешь? – одобрила ее решительность Поль.
– Давай…
После холодного пива дым сигареты показался даже приятным, проник в легкие коварным теплом. И голова закружилась так хорошо, все вверх куда-то и вверх, спиралью в высокое голубое небо, и вдруг отпустило внутри что-то, и снова захотелось плакать, и нисколько не стыдно было, что так сильно хочется плакать…
– Поль! Знаешь, а меня Кирилл бросил!
Сказала и впрямь расплакалась. И слезы побежали живые, горячие, нисколько не похожие на те, ночные, холодно-изумленные. И даже добавила с непонятной для себя радостью:
– И бросил, и обокрал к тому же! Все деньги, какие были в доме, унес!
– Сань… Да ты что, Сань…
Никогда она не видела у Поль таких больших глаз. Даже и не предполагала, что они умеют так широко распахиваться. А главное, нет в них того, чего она так боялась – ни откровенной радости по поводу «сдохшей коровы», ни тайного злого сочувствия. В глазах Поль было одно большое недоумение пополам с обыкновенным женским любопытством, вполне дружественным, без всяких враждебных примесей.
Впрочем, через минуту Поль опомнилась, и любопытство сменилось праведным гневом:
– Ну и чего ты ревешь, скажи? Тут не реветь надо, а найти его да за жабры взять! Ой, да если б у меня деньги вот так! Да я бы! Да живым бы не ушел!
– Да в том-то и дело, что теперь его не возьмешь, Поль… Все, уехал Кирилл. Тю-тю. Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел…
– И куда это он уехал, интересно мне знать?
– В Москву. На «Стройку любви» подался. Есть такая телепередача, слыхала? Хм, а звучит-то как смешно, слышишь? На «Стройку любви» подался, как на северные заработки…
– Да ну… Что, правда, что ли?
– Мамой клянусь! А я, знаешь, все понять не могла, чего он так к этому реалити-шоу прилип, вечерами от телевизора оторвать было невозможно! А он, оказывается, и анкетку давно послал куда надо, и кастинг прошел… Сидел себе спокойненько, вызова ждал.
– Ни фига себе! – только и смогла произнести
Нотка некоторого восхищения в голосе Поль царапнула обидой, и она всхлипнула, глянула исподлобья, удивляясь переменчивости настроя подруги. Однако Поль, похоже, ее обиженного взгляда вовсе не заметила, продолжала толковать, будто сама с собой:
– Нет, надо же… А хотя – вполне… Он парень красивый, и общая фактурка ничего, телегеничная… Там таких любят, чтобы с виду красивый был и чтобы мозгами не шибко умный. Нет, ну надо же! Кирюша – и на «Стройке любви»…
– А ты что, тоже эту чушь смотришь? – утирая слезы со щек, спросила удивленно.
– Конечно, смотрю! Этот балаган все теперь поневоле смотрят! Особенно те, кому своей собственной стройки не хватает! Можно подумать, ты не смотришь!
– Не, я не смотрю…
– Да не ври! Сейчас все телезрители делятся на тех, кто не скрывает, что смотрит, и на тех, кто смотрит исподтишка. Хотя знаешь… Кто громче всех кричит, что якобы там дурдом и все такое, тот больше всего и смотрит! А иначе откуда бы они знали, что это дурдом?
– Так ведь дурдом и есть…
– Ага! Значит, и ты смотришь!
– Нет! Не смотрю!
– Значит, теперь уж точно будешь смотреть! Хотя бы из-за Кирюши!
– Не буду. Ни за что не буду.
– Да куда ж ты денешься, милая моя…
Вздохнув, Поль допила свое пиво, брякнула пустой кружкой об стол, решительно поднялась со стула:
– Давай еще по кружке жахнем! Что-то я разнервничалась от твоих новостей!
– Мне не надо, я не хочу больше!
– Да ладно, молчи… Ведь помогло же, если честно? Маленько внутри пружину отпустило?
– Ну… Вроде отпустило…
– А я что говорю? Вон даже с лица посвежее стала! В общем, результат закрепить надо. Да я быстро, шесть секунд, и продолжим наш интересный разговор!
Пока Поль не было, она успела извлечь из кармашка сумки пудреницу, глянула на себя в маленькое зеркальце, ища на лице признаки образовавшейся свежести. Не было на нем никаких таких признаков. Глаза в квадратике зеркальца были слезно-жалкими, да и само лицо пугало выражением хмельной расхлябанности, будто она не кружку пива сейчас выпила, а бутылку виски, по меньшей мере.
– А вот и я, ты и соскучиться не успела! – плюхнулась на свой стул Поль, подвигая к ней новую порцию коварного расслабляющего напитка. – Так на чем мы остановились? Говоришь, на Кирюшу в телевизоре смотреть не собираешься?
– Нет. Не собираюсь.
– Гордая, да?
– Ага. Гордая.
– Ну-ну… Все мы, бабы, на свежачок унижения гордыми бываем. Ты, поди, еще и орала на него: пошел вон, подлец! Было дело, скажи?
– Ну, допустим… Только…
– Да ничего не только! Чем дальше в лес, тем больше обида крутит, это уж я по себе знаю! Ты помнишь, что со мной было, когда меня Макс Коновалов бросил?