Добро пожаловать на Пангею!

Риддер Аристарх

Олаф опоздал на собрание ярлов. Но у него была уважительная причина. Орки в очередной раз заявились на Заячий остров и в очередной раз умылись кровью, правда они сожгли и разграбили достаточно, чтобы Олаф решил достойно ответить. Поэтому его хирд, отбив нападение, погрузился на драккары и нанёс "дружеский визит".

В результате, борта его кораблей изрядно просели под тяжестью добычи и когда он вернулся в свой одаль то узнал, что всего через три дня состоится внеочередное большое собрание. При этом, что было странно, отец требовал чтобы Олаф явился пред его очи

не один, а со всей дружиной.

Поэтому, едва разгрузившись, драккары снова вышли в море. Дядюшка Угги, бессменный ментор юного ярла, сам сел на весла.

Брат конунга, помимо всех остальных достоинств присущих настоящему мужчине, как-то: развалить врага секирой от шеи до паха, выдуть два бочонка пива или пару чаш акватита, ну и конечно навести шороху в борделе, обладал, по настоящему, звериной силой и выносливостью. Тяжелое весло драккара он ворочал с такой скоростью, что все остальные гребцы чувствовали себя неудачниками и волей неволей, старались не отстать от него.

Поэтому, Олаф почти успел на собрание. Но все равно он опоздал. Когда молодой ярл, в сопровождении дядюшки Угги, Хроки и Вигмара зашёл в тронный зал отца, собрание было закончено и вовсю шёл пир. На огромной жаровне крутились пара целиком зажаренных быков, столы ломились от дичи, ветчины и сыра. Слуги исправно наполняли кубки пивом, вином и аквавитом а девки, куда же без них, вовсю ластились к захмелевшим воинам.

— Я вижу, что мы успели к самому главному, — сказал Хроки. Он буквально выхватил из рук слуги большой кувшин с пивом, влил его в свою луженую глотку и довольно рыгнул. Затем он ущипнул оказавшуюся рядом девку и когда та вскрикнула, довольно захохотал.

Олаф только покачал головой, его верный хускарл всегда был охоч до выпивки и девок, и не собирался отказываться от своих привычек. Оставив Хроки веселиться, молодой ярл подошёл к столу за которым сидел его отец, конунг Эрик. С удивлением Олаф оглядел тех, кто сидел рядом с конунгом.

По левую руку был огромный даже по меркам его племени орк. Оглядев его одежду и украшения, Олаф понял, что перед ним сам Урог Грон Конкаш, король Волчьих островов. Рядом с ним сидел еще один орк и Ивар, родной брат юного ярла и наследник Эрика. Ивар и неизвестный орк о чём-то увлеченно беседовали, не забывая прикладываться к своим кубкам. Это было очень странно: еще никогда орки, злейшие враги железных кланов не пировали в тронном зале конунга.

Справа от Эрика Олаф увидел герцога Гюнтера. И отец, и герцог были изрядно пьяны, матери Олаф не увидел.

— О! А вот и он! — вскричал Эрик, когда Олаф подошёл вплотную. — Сын, ты уже знаком с герцогом. Я прав?

— Да, мой конунг.

— Хорошо, у меня для тебя отличные новости. Через три месяца ты с твоим братом Иваром, поведёшь под знаменами герцога наших хирдманов на Остейзию. Вернее это Ивар поведёт, а ты будешь его правой рукой. Так что, твоя мечта скоро сбудется и ты получишь себе ту девку, — сказав это Эрик захохотал, затем он посмотрел на Урога и продолжил: — И да, воины Урога Грон Конкаша тоже идут в этот поход. Думаю, у этих слизняков нет ни единого шанса! Да,

у нас с Остейзией договор, по которому они нам платят. Но герцог заплатит в десять раз больше, чем те жалкие гроши. И я уже взял аванс!

Едва Олаф услышал это, как на его лице вспыхнул румянец. Он не забыл Корнелию и его чувства к ней всё еще будоражили кровь. Мысль о том, что он скоро сможет ей обладать была чрезвычайно соблазнительна. Но затем юноша посмотрел на орков, вспомнил выпотрошенную жену одного из своих арендаторов, его самого и их малолетних детишек, сожженных заживо. Потом он вспомнил слова, которые отец кричал ему в лицо в этом же зале и начал говорить. После первых же слов юноши воцарилась тишина:

— Простите отец, но я отказываюсь. Я не пойду на Остейзию и тем более я не пойду в поход вместе с этими зеленокожими уродами!

— Что ты сказал! Ты хоть понимаешь, что оскорбляешь честь нашей семьи, так говоря о моих гостях?!

— Хорошо, что вы первым заговорили о чести, отец. Хочу вам напомнить, что вы уже говорили мне о семейной чести. В этом самом зале, вы говорили мне о том, что достойно для сына конунга, а что нет. И теперь я хочу у вас спросить? Много ли чести в том, чтобы из-за золота нарушить данное вами слово и пойти грабить вчерашнего союзника с теми, кто всегда убивал нас?

— Замолчи, мальчишка! Ты хотел жениться на шлюхе!

— Да, хотел! И сейчас хочу! Но это мое желание ничто по сравнению с тем, что вы хотите сделать! Неужели ваша честь, честь нашей семьи и честь всех железных кланов стоит тех денег, которые посулил вам этот человек!?

Едва он замолчал как Эрик, вскочил со своего места, вместе с ним на ногах оказались и все остальные сидевшие рядом.

— Повтори это еще раз! Повтори, я сказал!

— Я не пойду в поход на Остейзию! Я не запятнаю ни свою, ни семейную честь предательством!

Это было последней каплей, переполнившей чашу терпения Эрика. Конунг заорал так, что его было слышно на улице.

— Убирайся отсюда! Ты мне больше не сын! И ты больше не ярл! Убирайся, пока я не приказал слугам вышвырнуть тебя отсюда!

— Как вам будет угодно, — сказал Олаф, он хотел было уйти, но вспомнил об увесистом мешочке, висевшем у него на поясе. Сорвав его, Олаф швырнул мешочек точно на стол. Тот упал точно перед Эриком, опрокинув на него кубок с вином.

— Это ваша доля добычи, которую я только что взял с ваших новых друзей, — после этого он направился к выходу. Вместе с ним шёл Вигмар, возле выхода к ним присединился Хроки, его вечную весёлость как ветром сдуло.

Гюнтер потрясенно смотрел ему в след, пожилой герцог был уверен, что кто-кто, а уж Олаф быстрее всех рванет в Остейзию. Видимо он ошибся, но дело было сделано, герцог незаметно опустил руку в карман и дотронулся до вибрировавшего амулета.

Эрик сел как громом поражённый. За женским столом беззвучно плакала Брунгильда. Ивар молча смотрел в спину младшего брата и на его мужественном лице играли желваки. Угги обвёл тяжёлым взглядом родню, посмотрел на орков, Гюнтера и, глубоко вздохнув, сказал хриплым голосом: