Добро Пожаловать В Ад
Шрифт:
Под ложечкой противно екнуло. Выронив сумку с продуктами, он опрометью бросился к дому.
Еще на подходе к дому он с ужасом понял, что случилось непоправимое. Высокая ограда, выложенная отцом лет двадцать назад, обрушилась, открывая обзор на огромную, курившуюся желтым кисловатым дымом, воронку.
Вокруг суетились, бегали с ведрами соседи, звали на помощь, кто-то громко рыдал. Ступая по дымящимся обломкам, запинаясь за глыбы опаленного кирпича и разбитые в щепу балки, он подобрался к краю.
Машинально нагнувшись, он поднял из-под вороха сломанных досок фотографию в рамке — молодой еще отец с суровым видом сидел в кресле, и мать стояла рядом, положив руку на его плечо — стер рукавом осевшую на стекло рыжую пыль.
…Мать он отыскал в огороде, на морковных грядках. Подбежав, упал перед ней на колени, попытался поднять. Но она резко вскрикнула, схватилась за живот. Байковый халат, что он год назад подарил ей на день рождения, мокрым пятном прилип к животу. Непослушными руками Руслан отстегнул пуговицу и закусил до боли губу, чтобы самому не закричать.
Белел оторванный, обескровленный лоскут кожи, под ним шевелились, дышали сизые внутренности.
— Сы-но-о-к… — шепот матери чуть слышен, глаза до краев наполнены страданием. — Сы…но-о-к…
Он завертел головой, призывая помощь. Но горели, застилая улицу удушливым дымом, соседние дома, и люди метались, не замечая его.
— Где отец? — спросил он, гладя ее серое, обескровленное, лицо.
— Он…в доме…
Заскрежетав зубами, Руслан поднял глаза к беспощадному, принесшему смерть небу, шепча:
— За что… За что…
Мать на руках вздрогнула и вытянулась. Он с ужасом опустил ее на землю. Тягучая струйка просочилась из приоткрытого рта.
— Мама, — затеребил ее за плечи, не желая верить в свершившееся. — Мама… Ма-ма-а!.. — изо всех сил закричал Руслан, и крик его — вой раненого в душу волка, унесся в прозрачную высь.
— Ма-ма-а-а!!!
… Он шел как в тумане. Пошатываясь, выбрался на улицу, вырвал у соседского мальчишки лопату. Отойдя от тела матери, принялся копать могилу.
Земля была мягкой, податливой. Но он не видел ни самой земли, ни вонзающегося в нее штыка — все расплывалось. Углубившись на метр, ушел на руины, вытащил из-под обломков ковер, еще недавно висевший у родителей, устелил им яму. Подняв отяжелевшее тело, перенес в последнее ее пристанище. Уложил, закрыл ладонью глаза. Снова рылся в развалинах, нашел покрывало и накрыл им сверху, как саваном.
Закопав могилу, опустошенный, он рухнул на грядки и бил по ним кулаком, рычал и грыз землю, изливая свое бессилие.
Поднялся он другим человеком.
Он долго копался в обломках кирпича, пытаясь найти хоть что-то, оставшееся от отца. Располосовав чем-то острым палец, перевернул кучу шифера, извлекая дедовский кинжал. Кинжал был фамильный. В прошлом веке, умирая от раны, полученной в сражении с войсками Ермолова, его передал своему сыну пра-прадед Руслана. Тот, когда
Он принял реликвию, ощущая руками холодящую сталь, выдвинул из ножен клинок. И пошел прочь. Куда, не зная сам.
— Эй, осторожнее! — раздался девичий окрик, возвращая его в действительность.
Он словно стряхнул с себя наваждение, увидел девчонку в длиннополой кожаной куртке. Ей было не больше восемнадцати, в руках она держала тяжелый автомат с обмотанным резиновым жгутом прикладом, на боку висела сумка с красным крестом.
— Смотри под ноги! — насмешливо добавила девчонка, смерив его с ног до головы. — А то расшибешься ненароком.
Оглядевшись вокруг, он обнаружил, что находится во дворе Нефтехимического института. Занятия давно не велись. Во время бомбежек институту изрядно досталось. Упавшая в скверике авиабомба воздушной волной вынесла на фронтоне все стекла, местами вместе с оконными рамами; возле воронки чудовищная сила исковеркала, переломала тонкие деревца. Другая зацепила пристройку, оставив от нее груду развалин.
Над вышибленными дверями еще висела стеклянная табличка со сколотым краем, как напоминание о тех золотых днях, когда в этих стенах кипела студенческая жизнь, в аудиториях шли вступительные экзамены, а абитуриенты, вчерашние школьники, толпились возле доски объявлений, на которой старшекурсники, дуясь от важности, вывешивали списки счастливцев.
Но это все в прошлом. Где сейчас те студенты, и где придирчивые педагоги; кто бежал из республики, ища мира и спокойствия за порогом родного дома, кто взялся за оружие, кто уже убит — в боях с федеральными войсками, под бомбами, или мародерами, шакалами рыскающими по брошенным домам в поисках наживы?..
Около уцелевшей скамейки перед выломанными дверями собрались ополченцы. Их было немного, человек десять. Разномастная толпа, одетая кто во что горазд, с таким же разномастным вооружением. Небритый мужик в китайском пуховике, сгорбившись над зеленым деревянным ящиком, извлекал запаянные в полиэтилен заряды к гранатомету, тут же складывая их в брезентовый рюкзак. Ветер гонял по дорожке шуршащую вощеную бумагу, стоял вскрытый цинк, возле которого, раздирая обертку, набивали магазины патронами. Худой пулеметчик, откинув ствольную коробку, неумелой рукой жирно смазывал маслом механизм.
— Пропусти его, Лейла! — крикнул сидевший на спинке скамьи парень в белом маскировочном халате со снайперской винтовкой, зажатой между колен. Возле ног его белела каска. — Пусть бежит. А то опоздает на последний автобус… Беги, беги… крыса с тонущего корабля.
Девчонка отступила с его пути и фыркнула с ехидцей:
— Ну, валяй, чего встал?
— Что ты ска-зал?! — растягивая по слогам, Руслан надвинулся на насмешника. — Повтори…
Ополченцы, снаряжавшие автоматные рожки отвлеклись от своей работы, наблюдая за ними.