Добро пожаловать в ад

Корита Майкл

— Да. Это он.

— Пол Брукс, значит, — задумчиво протянул Дорэн. — Сын того типа, которому принадлежала винокурня, где убили Монику, верно?

— Да.

— Если он заплатил тебе… если это он убил Монику, тогда, черт возьми, с какого боку тут оказался Джефферсон? — Это было адресовано Гальончи, не мне.

Гальончи осторожно втянул в себя воздух, потом так же осторожно и медленно выдохнул — было заметно, каких трудов ему это стоит. Он не ответил. Выждав пару секунд, Дорэн склонился к нему и сунул дуло револьвера в его рану.

Он сделал какое-то движение, и Гальончи взвыл. Кусая губы, он истошно выл, и рычал, и пытался отодвинуться в сторону, отползти от своего мучителя,

но Дорэн не дал ему это сделать. До этой минуты я не испытывал к Гальончи особой жалости — ведь он похитил Эми, он собирался убить ее и сделал бы это без колебаний, если бы Дорэн ему не помешал. Но этот звериный, полный мучительной боли вой и его искаженное страданием лицо заставили все внутри меня сжаться. Я почувствовал, как в желудке у меня вдруг точно появился ледяной ком, и отвернулся в сторону, чтобы не смотреть на это.

— Мы ждем ответа, — напомнил Дорэн. Голос его звучал мягко, чуть ли не вкрадчиво.

Гальончи долго не мог отдышаться — втягивал в себя воздух дрожащими губами, борясь с невыносимой болью. Дорэн терпеливо ждал, пока он заговорит.

— Я не знал, что это он убил ее. Ну, вначале не знал, — поправился Гальончи. — До того вечера, когда Джефферсон послал меня убить тебя. Я спросил, чем это ты ему так насолил, помнишь? Почему у тебя на него зуб? Ты тогда рассказал мне о его сыне. Сказал, ты уверен, что на самом деле это он убил ту девушку, потому что если это не сынок Джефферсона, то тогда с чего бы он из кожи лез, стараясь повесить на тебя это убийство. Поэтому-то я так и удивился.

— Но ведь ты был с ними в доме, где жила Моника Хит, — вмешался я. — Вы приехали туда втроем: ты, старший Брукс и Джефферсон, помнишь? Ты не мог не знать, кого ты выгораживаешь.

— Нет. Джефферсон сказал… — Гальончи глотнув воздуху. — Он тогда как-то неопределенно сказал… вроде в ту ночь на той вечеринке был кто-то еще: то ли приятель этого Брукса, то ли тот, кто на него работал. Сказал, что, мол, мне необязательно знать все детали. И к тому же дал мне достаточно денег, чтобы я согласился и не лез к нему с дальнейшими расспросами. Ну я и заткнулся.

Это было длинное объяснение, и он совсем выдохся, пока рассказывал нам, как все произошло. Откинувшись, он провел языком по пересохшим, растрескавшимся губам и долго лежал так, зажмурившись. Было видно, что боль он испытывает дикую и что с каждой минутой она становится все мучительнее.

— Ты еще не закончил, — напомнил Дорэн. — Что было дальше? Давай, парень, не молчи, мы слушаем.

Через мгновение Гальончи снова заговорил — только на этот раз глаза его оставались закрытыми.

— Я снова приехал к Джефферсону и сказал ему… сказал, что мне известно про его сына и что теперь ему придется заплатить мне гораздо больше, чем какие-то жалкие пятьдесят штук. Сообщил ему, что знаю: его сын не убивал ту девушку. Он-то думал, что ты охотишься за ним, потому что в свое время он повесил на тебя ее убийство и сделал так, что ты угодил за решетку, и за его сыном, поскольку тот ему помогал. Но, когда он узнал о том, что ты на самом деле думаешь… что ты поверил, что это его сынок ее прикончил, тогда все разом изменилось. Джефферсон точно рехнулся: принялся кричать, что пойдет в полицию, объяснит им, как все было на самом деле, пообещал, что возьмет всю вину на себя, даже если после этого его отправят на скамью подсудимых. Он хотел, чтобы я снова разыскал тебя и уговорил взять те пятьдесят тысяч, которые ты хотел от него получить. А еще он хотел, чтобы я сказал тебе, что он во всем сознается и тебя отпустят — ну, словом, что он все уладит. Я предупредил его, что мне эта его идея не по душе, ведь если он явится к копам и расскажет им все, как на духу, то очень

скоро копы явятся ко мне.

Гальончи закашлялся, и, хотя глаза у него от боли едва не вылезли на лоб, я мимоходом отметил, что ни во рту, ни на губах у него крови не видно, — стало быть, внутреннего кровотечения у него нет и жизненно важные органы не задеты. Дорэн дал ему пару секунд, чтобы отдышаться, потом поднял пистолет и выразительным жестом махнул им в сторону раны на груди Гальончи. Видимо, намек был понят, потому что тот снова заговорил:

— Я сказал ему: знаю, что он врет, это его драгоценный сынок убил ту девушку, иначе с какой бы радости он тогда выкинул кучу денег, лишь бы его отмазать и взвалить убийство на тебя. А он только рассмеялся — чего, дескать, их жалеть, это ведь не его деньги. И добавил, что те деньги, которые он мне платил, просто жалкие гроши по сравнению с тем, сколько может выложить тот тип, который на самом деле ее пришил. А я ведь встречался с ним — видел в тот день, когда мы с ним и Джефферсоном приехали в дом, где жили ее родители. Ну вот я и отправился прямиком к Полу Бруксу.

— И предупредил его, что Джефферсон собирается пойти в полицию и рассказать, что произошло в тот день пять лет назад, — закончил за него Дорэн.

— Да. Правда, я блефовал. Но это сработало — он мне поверил.

— Значит, ты убил Джефферсона, разбогател и все-таки продолжал преследовать жену Джефферсона, вымогая у нее деньги. Полмиллиона тебе показалось мало, да? Хотел, чтобы они превратились в три с половиной. А отдуваться за все предоставил Перри — натравил на него копов.

На это Гальончи ничего не ответил — просто уставился на Дорэна и молча ждал, что будет дальше. Кровь из раны на груди уже перестала течь. В общем, Дорэн оказался прав — мне случалось видеть кое-что похуже. Очевидно, сегодня Гальончи не суждено было умереть. Во всяком случае, не из-за этой раны.

Дорэн, по-прежнему держа в руке пистолет, невидящим взглядом уставился в пространство. Какое-то время он молча сидел, потом чуть заметно покачал головой, словно в ответ на какие-то свои мысли, после чего покосился на Тора, как будто для того, чтобы лишний раз убедиться, что он все так же держится в стороне и не пытается незаметно достать пистолет. Когда же он поднялся наконец на ноги, то я был потрясен — все его прежняя гибкость куда-то исчезла, он распрямился, устало разогнув спину, словно старик, у которого затекла поясница. Дуло пистолета уже не смотрело больше в грудь Гальончи — теперь оно было направлено на меня. Свободной рукой Дорэн бросил мне наручники, которые незадолго до этого снял с ног Эми.

— Надень их на него, да поскорее, — велел он, указав на Гальончи.

Повинуясь приказу, я обошел вокруг Дорэна, склонился к Гальончи, взял его за руки и защелкнул на них наручники. Гальончи даже не пытался мне помешать — он вообще не смотрел на меня. Взгляд его был по-прежнему прикован к лицу Дорэна.

— Вот так, — удовлетворенно кивнул Дорэн, когда раздался щелчок, и наручники стянули запястья Гальончи. — А теперь мы возьмем вон тот автомобиль и уедем отсюда. За руль сядешь ты, Перри. А мы с моим дружком устроимся сзади. — С этими словами он пнул Гальончи ногой в бок.

— Ты можешь ехать куда глаза глядят. Делай с этим куском дерьма все, что тебе вздумается, но я лично никуда не поеду. Мне нужно отвезти Эми домой, — отрезал я.

— Вот он ее отвезет, — кивком головы Дорэн указал на Тора. — Лично я ничего не имею против. Пусть забирает ее и топает вниз по дороге, там их встретит твой напарник. Мне наплевать, куда они ее отвезут — к копам, в больницу, словом, куда угодно. А вот нам с тобой, приятель, нужно смотаться ненадолго в одно местечко.

— Куда?