Добро пожаловать в Некрополь
Шрифт:
— Понял! Сделаем! — заверил подполковник.
Младший лейтенант уже несколько часов гонял по Киеву в поисках нужной улицы и никак не мог её найти. Наконец вспомнил, что у него есть «волшебное» удостоверение, и обратился за помощью к постовому.
Тот долго, но доходчиво показывал короткую дорогу.
В трёхэтажке довоенной застройки было всего два подъезда, по девять квартир в каждом. Шестая находилась на втором этаже первого из них. Туда Ваня заходить не стал — зачем, там живут другие люди. А вот в пятую
— Вы к кому? — грозно поинтересовалась миловидная девчушка лет восемнадцати, без промедления выскочившая на лестничную клетку.
— Мне всё равно. Я из госбезопасности, младший лейтенант Ковальчук.
— Документы у вас есть?
— Так точно, моя ты бдительная! Вот, полюбопытствуй.
— Дайте я его хорошенько рассмотрю.
— В чужие руки такие вещи не передаются. По уставу не положено.
— Ясно… Что вы хотите?
— Соседкой вашей интересуюсь. Бывшей.
— Какой именно?
— Софьей Валентиновной Пушновой…
— Я её не помню. Этажом выше, над нашей квартирой, живёт дядя Миша — они дружили.
— Спасибо.
Перепрыгивая через ступеньки, Иван взбежал наверх и нажал кнопку звонка.
На его зов вскоре откликнулся грузный до неприличия мужчина с постоянно вываливающимся наружу из-под узкой рубахи брюшком.
— Дядя Миша, вы будете?
— Ну я…
— Младший лейтенант госбезопасности Ковальчук.
— Понял. Я чем-то проштрафился?
— Пока — нет. Соседку вашу ищу. Пушнову.
— Соньку?
— Ага…
— Так она того, ещё в прошлом году умерла.
— Где похоронена?
— На Байковом!
— Воевали?
— А то… Гвардии старшина. Дошёл до Кенигсберга, то есть Калининграда, прошу прощения.
— Она одна жила?
— Ну, что вы, такая женщина — и одна! Каюсь, одно время и я хотел заглянуть ей под юбку, полгода подбивал клинья, но не вышло ни… — он вдруг закашлялся, сильно, до хрипа, так и не успев закончить. — Извините, лёгкое прострелено, до сих пор даёт о себе знать… Короче, отшила она меня… А вскоре я понял почему. Оказывается, у неё есть хахаль. Вальяжный такой, породистый, самый настоящий барин. Сонька его почему-то на люди не показывала, держала за запертой дверью, может, боялась, что отобьют? После войны, сам понимаешь, нехватка кавалеров ощущалась достаточно остро по всей стране, а особенно в Украине.
— И долго он здесь прятался?
— Последние десять лет — точно.
— Как она его звала?
— Виктор. Чаще Витенька. Когда Соня умерла, барин погоревал-погоревал — и куда-то смылся. Перед отъездом крепко на стакан сел. Бывало, и я возле него добряче ужирался. Не до поросячьего, конечно, визга, но неслабо. Хороший он человек был, нежадный…
— Вы сможете руководить художником, который будет писать его портрет?
— Зачем?
— Чтобы установить, он это или не он. Вчера в реке был обнаружен труп, начальство подозревает, что это ваш знакомый Виктор.
— На каких основаниях?
— А кто их знает, начальников-то? Может, письмо этой Соньки у него в кармане нашли, может,
— Так я сгоняю с тобой, — кхы-кхы-кхы, — там, на месте, и опознаю.
— Далеко ехать придётся. На Волынь.
— Так ты что же, за четыреста километров пёрся, чтобы со мною покалякать?
— Да, дядя Миша.
— Пойдём тогда, хряпнем по пятьдесят за знакомство. Али брезгуешь?
— А что у вас есть? Я человек разбалованный, дерьма не употребляю.
— «Зубровка». Белорусская. Недавно на родину съездил — в Могилёв, привёз пару бутылок…
Дядя Миша поставил на грязный стол два гранёных стакана и наполнил их по поясок.
— Ну, за тебя!
— И за вас тоже!
— Короче, за нас, бо мы того варти! [58] Пей, пей до дна, свои слёзы оставляешь… О, теперь порядок. Закусывать чем будем?
— А что есть?
— Хлеб. Капуста.
— Кислая?
— А какая ж ещё?
58
Дословно — «за нас, потому что мы этого стоим» (укр.).
— Ладно, давай! Вкусно… Сам квасил?
— Ты чё? У меня руки не с того места растут… Говорю же, у мамки был. В Могилёве.
— Понял… Наливай! — Иван «перемолол» очередную порцию белокачанной и в ожидании добавки спиртного начал водить глазами по стенам. И тут его глаз зацепился за фото… Нелли Владимировны.
— А это ещё кто?
— Она и есть. Предмет моего, так сказать, вожделения. Соня, здесь ей сорок, а может, и сорок пять, уже не помню. Но юбилей — точно!
— А как похожа, как похожа!
— На кого?
— На дочку свою. Точнее, дочь на неё.
— У Сони есть доча?
— Да. Нелля.
— Никогда не слышал! Чем она занимается?
— Учёная. Кандидат наук.
— В какой сфере?
— Физической.
— Сила!
— Сейчас докторскую пишет.
— Витька тоже мужик неглупый. Был. Если это он утоп, конечно… Как выпьет, всё про бомбу атомную рассказ заводит. Я, мол, стоял у её истоков!
— Серьёзно?
— Серьезней не бывает. Я, ясное дело, в этот бред не верил. Думал, белочка, горячка. А теперь сомневаться начинаю. Может, Нелля в него пошла?
— Не… Барин тут ни при чём. Он — Виктор, а она — Владимировна, разницу понимаешь?
— В наше время бывает всё. Ну, чего не пьёшь, сам просил повторить.
— А ты?
— Я всегда — за! Давай чокнемся… Эх, удобную вещь придумала архитектор Мухина. Смотри, и держать в руке, и пить удобно.
— Ты о чём, дядя Миша?
— О стакане. Гранёном. Как у нас говорят, гранчаке. Раньше люди советские всё время мучились — зацепиться не за что, посуда падает, бьётся, и Мухина, та, которая «Рабочий и колхозница», придумала снабдить стаканы гранями. Она за это ещё премию получила. То ли Ленинскую, то ли Сталинскую — шут его знает.