Добро пожаловать в новую эру
Шрифт:
Селинн постаралась выбить равновесие окончательно и со всей силы ударила ногой в коленную ямку Гервирута. Тело предательски послушалось и скривилось над землей, ее тут же поймали под подмышки, а Селинн вцепилась в края маски и ее голос тут же завибрировал везде – так, как Сангвин никогда не слышала. Ее голова была заполнена брюнеткой и безучастный взгляд был направлен куда-то в лицо Селинн.
«Усни» – ударило по сознанию с упорным нажимом.
Сангвин боролась с резким наплывом свинца в голове. Он вытеснял звон Селинн и было так тяжело цепляться за свет вокруг, он куда-то исчезал, становилось темно.
Последние,
«Срывай!» – Послышалось где-то сбоку, но уже снаружи. Стальной голос Эвана зацепил Сангвин.
Резкий запах специй оглушает сознание наповал. Неясные образы обрываются и снова пляшут.
«Черт тебя подери! Идиот, сорви ее уже!». – Стальной голос Эвана зацепил Сангвин.
Вот он, момент, что снова поделил ее жизнь на до и после. И символ его – сорванная маска, разбитыми кусками хрустит под чужими подошвами.
Глаза тяжко разлепляются, в них с жестокостью бьет свет, проливая его внутрь, изгоняя тьму и пустоту. Мысли теперь материальны, за них можно схватиться. Смаковать ими, придать им значение. И знать почему теперь страшно.
Вот ты и попалась. – тихий шепот над лицом заставил сердце биться быстрее.
Страх. Страх. Страх. Страх. Цепь снова звякнула и пропала в темноте.
Глава 4 Рассвет
Запах чего-то приятного и съедобного моментально разлепил веки, живот скрутило и проснулась обычная боль в мышцах рук после сна. Судя по прохладе в комнате – сейчас совершенно раннее утро, солнце даже не успело взойти. Тяжелая голова перевесила шею и комок желтоватых волос повис над полом, пока лоб упирался в ватные предплечья. Эта маленькая комнатушка сохраняла свой особый уют даже в такую рань и не давала сонному наваждению уйти насовсем. Хотя сон уже давно не шел, как нужно. Всегда боль в мышцах, словно существовали ночные, безумные тренировки. Мозг то и дело неожиданно просыпался посреди ночи, а мог и каждый час.
Ноги поднялись и понеслись в сторону кухни. Там стоял обыденный гул и шкворчание чего-то подходящего на завтрак. Вот стоит женщина с полуседыми волосами, ее лицо уже давно не сохраняло ту молодую нежность и озабоченность, но она до сих пор готовила завтраки. Для нее.
«Мама» – подумалось ей.
Вот стоит сгорбленный и ворчливый мужчина, от него несло гадким перегаром. Он безумно недоволен этим миром, для него он более гадкий, чем этот перегар. Он накинул соломенную шляпу на шею и молча вышел из дома. Сезон сбора овощей.
«Гадкий и надоевший, да, папочка?» – мысленно передразнила она.
Семья Грай жила в далеком и забытом селении, занимаясь бесконечным фермерством. Когда-то давно тут может и была перспектива создания чего-то большего, чем обычный поселок, но сейчас это просто пустырь с домами в разброс на пять километров каждый.
Взлохмаченная девушка стояла и тупо смотрела на отца, удаляющегося в поле. Они с отцом давно в отношениях максимально отстраненных, он был слишком занят работой и выпивкой чтобы замечать такую мелочь, как ребенок. Ей было уже семнадцать лет и одновременно это был возраст ребенка.
– Кайса, садись, готово.
Молчаливый завтрак перетек в молчаливые сборы на работу. Кайса тоже помогала по хозяйству, это было безотлагательно. Ведь это ее будущее наследство, она должна уметь и делать все безупречно.
День был жаркий, как большинство июльских дней в этом округе. Фермерская роба снова заставляла высыхать от жары словно капризный подсолнух. Она помнит и чувствует это.
Мир вдруг закружился. Золотое поле сменилось зеленой истоптанной травой. Стало слишком свежо. И даже как-то резко потемнело. Неужели она провела тут весь день?
«Наверное, голову напекло» – подумала Кайса. – «Пора домой».
Трава не заканчивалась, солнце не всходило обратно. Становилось холодно от неожиданной влажности.
«Что за чертовщина?!» – Огляделась она.
Куда не ступи – мрачная пелена не заканчивалась. Совсем другая местность, даже время года будто сменилось. Она потрогала траву и обнаружила что она вполне реальная, даже ощутимая роса охладила ладонь. Могла ли она в фантазиях уйти куда-то в сторону леса? А о чем она вообще думала последние минут десять-пятнадцать? Какая-то неожиданная пустота в голове застопорила движения. И тут же послышался детский рев, причем самый противный на свете. Девушка испугалась – она непонятно где находится и слышит детский плач. Такие обстоятельства наводят панику и мурашки.
Плач усиливался, хотя Кайса стояла на месте. И она поняла: место, откуда он исходил, притягивалось к ней само. Миллиметр земли за миллиметром сокращались и стягивались, словно время повернулось вспять. И вот она стоит перепуганная и вспотевшая, а перед ней затуманенные силуэты. Они что-то говорят, но не ей, а она все равно не может разобрать что. Они слишком размыты, даже лиц не видно, это была самая неуклюжая картина, написанная самым жирным маслом. И единственное что она слышит отчетливо это детский плач. Он оглушает и пугает ее еще сильнее, только почему?
Резко посветлело, золотые колосья защекотали запястья. Она вцепилась в них дрожащими руками, словно они могли ее удержать. Ей потребовалась минута чтобы отдышаться, и она поспешно огляделась: она явно была дома, на своем фермерском поле, где-то тут ходит недовольный отец и скорее всего ищет ее чтоб отчитать за отлынивание. Это ее успокоило.
«Точно перегрелась!» – успокоила она себя. – «Привидится же такой бред посреди дня…»
Тут за спиной выросла тень отца, слишком угрожающая, и она обернулась. Он стоял с исказившимся от гнева лица. Она никогда такое не видела, он всегда был недовольным, но не злым. Сандер Грай схватил свою ошарашенную дочь за плечи, до боли, тряся ее и крича в лицо: