Добротолюбие. Том II
Шрифт:
257. Все сие рождается от оного естественного ведения, различающего доброе и злое. Оно есть доброе семя добродетели.
За сим естественным ведением в человеке последует всегдашнее уязвление совести, – непрестанное памятование смерти и некая мучительная забота, продолжающаяся до самого его исхода, – а после сего печаль, унылость, страх Божий, естественная стыдливость, – печаль о прежних грехах своих, надлежащая рачительность, памятование об общем пути, забота о напутствовании себя к оному, – слезное испрашивание у Бога доброго
Все сие приобретается естественным ведением, – и с этим пусть всякий сличает свои дела.
Когда окажется, что человек приобрел это, тогда значит, что идет он путем естественным; а когда превзойдет это и входит в любовь, тогда становится выше естества, – и оканчиваются для него борьба, страх, труд и утомление во всем.
Вот последствия ведения естественного. – И это находим в себе самих, когда не помрачаем сего ведения сластолюбивою своею волею. – И на этой остаемся степени, пока не придем в любовь, которая освобождает нас от всего этого.
Пусть всякий, на основании всего сказанного нами, сличает и испытывает сам себя, где его шествие: в том ли, что противоестественно, или в том, что естественно, или в том, что превышеестественно.
258. Добрая мысль западает в сердце только от Божественной благодати; помысл лукавый приближается к человеку только для искушения и испытания.
Человек, достигший того, чтобы познать меру своей немощи, достиг совершенства смирения.
Дарования Божии привлекает сердце, возбуждаемое к непрестанному благодарению.
Господь сносит всякие немощи человеческие, не терпит же человека, всегда ропщущего, и не оставляет без вразумления.
Благодати предшествует смирение; а наказанию предшествует самомнение.
Горделивому попускается впадать в хулу, – превозносящемуся деятельною добродетелию попускается впадать в блуд, – а превозносящемуся своею мудростию попускается впадать в темные сети неведения.
259. Кто при памятовании о Боге чтит всякого человека, тот по мановению Божию втайне обретает себе помощь от всякого человека.
Кто защищает обиженного, тот поборником себе обретает Бога; кто руку свою простирает на помощь ближнему, тот в помощь себе приемлет Божию мышцу.
Кто обвиняет брата своего в пороке его, тот обвинителя себе обретает в Боге.
Кто исправляет брата своего в клети своей, тот исцеляет собственный порок; а кто обвиняет кого-либо пред собранием, тот увеличивает болезненность собственных своих язв.
Друг обличающий тайно – мудрый врач, а врачующий пред глазами многих есть ругатель.
260. Бог вразумляет с любовию, а не отмщает (да не будет)! Он ищет лишь исцелить образ Свой, и не хранит гнева.
Кто делает добро ради воздаяния, тот скоро изменяется.
Сколько бы в сей жизни ни совершенствовался человек в своем стремлении
Праведные здесь сколько ни входят в созерцание Бога, созерцают только образ как в зеркале, а там узревают явление истины.
261. Огнь, возгоревшийся в сухих дровах, с трудом угашается: и если в сердце отрекшегося от мира западает Божия теплота, то воспламенение ее не угашается, – и она стремительнее огня.
Когда сила вина войдет в члены, ум забывает строгость во всем: и памятование о Боге, когда овладеет пажитию в душе, истребляет в сердце памятование о всем видимом.
Ощущение будущего века в мире сем есть то же, что малый остров в море; и приближающийся к нему не утруждается уже в волнах видений века сего.
Монах, пока видит нужду во времени, чтоб еще потрудиться, скорбит о разлучении с телом; а когда ощутит в душе своей, что искупил время и получил залог свой, вожделевает будущего века.
Пока купец в море, в членах у него страх, чтобы не восстали на него волны и не потонула надежда делания его: пока и монах в мире, страх овладевает житием его, чтоб не пробудилась в нем буря, и не погибло дело его, над которым трудился от юности и до старости своей.
262. Мореходец, пока плавает среди моря, смотрит на звезды и по звездам исправляет корабль, пока не достигнет пристани: а монах взирает на молитву, потому что она исправляет его самого и направляет шествие его к той пристани, к которой житие его направлено в ежечасной молитве.
Пловец без одежды погружается в море, чтоб найти жемчужину; и монах, совлекшись всего, проходит жизнь свою, чтобы обрести в себе бисер – Иисуса Христа, – и когда обретет Его, не ищет уже при Нем ничего из существующего.
263. Деве вредно быть в народных собраниях и при многолюдстве, а уму инока в беседе со многими.
Птица, где бы ни была, стремится в гнездо свое, выводить там детей: и рассудительный монах поспешает в место свое, сотворить в себе плод жизни.
Облака закрывают солнце; а многоглаголание потемняет душу, которая начала просвещаться молитвенным созерцанием.
Рассказывают о птице, называемой сирена, что всякий, слыша сладкозвучие ее голоса, так пленяется, что идя за нею по пустыне, от сладости пения забывает самую жизнь свою, падает и умирает. Сему подобно то, что бывает с душою. Когда впадет в нее небесная сладость, тогда от сладкозвучия словес Божиих, с чувством печатлеющихся в уме, она вся устремляется вслед его, так что забывает свою телесную жизнь; и тело лишается своих пожеланий, а душа возносится из этой жизни к Богу.
264. Дерево, если сперва не скинет с себя прежних листьев, не произращает новых ветвей; и монах, пока не изринет из своего сердца памятования о прежних своих делах, не приносит новых плодов и ветвей о Христе Иисусе.