Добрые друзья

Пристли Джон Бойнтон

Этот милый незнакомец напомнил ей Дядяртура.

— Не, что вы! — не без удивления ответил мистер Окройд. — Моя родина далеко-далеко. Я из Браддерсфорда. Небось слыхали про Браддерсфорд, мисс?

— Да, там делают шерсть, верно? Это же в Йоркшире?

— Стало быть, там. Скорей уж в Йоркшире, чем в Шеффилде. Самое сердце Йоркшира, так-то. Я прожил в Браддерсфорде всю жизнь, только раз уезжал на юга, а теперь вот решил страну повидать.

— И куда едете?

— Хех, да я сам не знаю. Думал поглазеть на Роусли, но точных планов у меня нету.

— Надо же, и у меня, — удивленно заметила мисс Трант.

— Я тока в понедельник из дома вышел, — чуть мечтательно

продолжал он. — Седня у нас чо? Четверг? А мне все кажется, что уж месяц прошел, стока я всего повидал да пережил за эти три дня. Прям как в кино, ей-богу! Всего три дня прошло!

Мисс Трант вдруг захотелось захлопать в ладоши, как она часто делала в детстве и не думала делать уже много лет.

— Чудеса! — воскликнула она. — Со мной такая же история! Я в пути с понедельника, у меня тоже было множество приключений, и я как будто уехала из дома много месяцев назад! Чувствую себя совершенно другим человеком, а вы?

— И я! — Он удивился не меньше.

— Сейчас же расскажите мне про все свои приключения, — строго распорядилась она. — Но сначала представьтесь, пожалуйста.

— Меня зовут Окройд. Старая браддерсфордская фамилия.

— А меня Трант, это тоже старая фамилия — в Глостершире. Ну, теперь рассказывайте, что с вами происходило, начиная с понедельника.

— Приключений было так много, что я прям не знаю, с какого начать. Чай, долго рассказывать-то придется.

— Ничего страшного, мистер Окройд. На улице дождь — пока он не кончится, делать нам нечего. Я хочу знать все!

Немного помедлив, мистер Окройд повел рассказ о своей жене, Лили и Леонарде, о двадцати фунтах и побеге на грузовике, о Великой северной дороге, Нобби и «Кирквортском трактире», о доме на колесах, Джоби Джексоне, ярмарке и Джиме Саммерсе — вкратце, но ничего не упуская. Мисс Трант, которая время от времени задавала ему вопросы и желала знать все подробности, пришла в восторг от его истории и от самого мистера Окройда. Он, в свою очередь, тоже выслушал мисс Трант и убедился в ее искренней любви к приключениям. А потом вновь вышло солнце, и в его лучах заиграли последние брызги дождя.

— Ну, терь можно и свечами заняться, — сказал мистер Окройд, любивший доводить дело до конца. Его «да» увенчалось успехом: машина сразу же завелась. Мисс Трант махнула рукой, приглашая его сесть, и они покатили в Роусли. Город начинался, как и многие городишки подобного сорта, с железнодорожного вокзала. Ярдах в ста от него, на противоположной стороне дороги, стояла лачуга из гофрированного листового железа с вывеской: «Привокзальный буфет Маундеров». Взгляд мисс Трант зацепился за розовую листовку, приклеенную к стене у входа. Она остановила машину и вышла на улицу. Листовка сообщила ей то, что нужно: «Штучки-дрючки» с музыкальным ассорти шалостей и забав выступают в концертном зале Роусли; среди прочих обещанных увеселений значились «лакомые пустячки» от мисс Элси Лонгстаф.

Пока мисс Трант читала афишу, в дверях появилась женщина средних лет. Возможно, то была миссис Маундер, поскольку всем своим видом она выражала скорбное смирение человека, обреченного до конца жизни подавать закуски в привокзальной лачуге из гофрированного железа.

— Не подскажете, эти люди… — Мисс Трант показала на афишу, — …еще в городе?

В тот же миг миссис Маундер вся поджалась, уплотнилась и стала олицетворением горького стоицизма.

— Еще как, — мрачно ответила она. — Они прямо тут.

— Как?! Хотите сказать, они сейчас в буфете?

Миссис Маундер закрыла глаза, полностью вобрала губы в лицо и так сильно кивнула, что закачалось все ее тело.

—

Час назад явились, вшестером, — наконец выговорила она. — Заказали чайник чая и тарелку бутербродов с маслом. Два раза уж кипяток им подливала, а некоторые свою еду принесли, наглецы! Сидят себе, болтают, гоняют меня почем зря! Больше они воды не дождутся, — добавила она и строго глянула на мисс Трант, словно предвосхищая ее возможные просьбы о кипятке для артистов.

— Ах, какая жалость! — воскликнула мисс Трант, вспомнив про их бедственное положение.

— Не то слово, мисс. Если б все так делали, пришлось бы мне закрыть лавочку.

— Нет-нет, я про них, — храбро поправила ее мисс Трант.

— Про них! — фыркнула миссис Маундер. — За них не волнуйтесь, у артистов наглость — вторая совесть. Слыхали мы про таких…

— Что ж, я пришла повидать одну из артисток, и тоже с удовольствием выпью чаю. — Мисс Трант отвернулась и позвала мистера Окройда, который все еще сидел в машине. В эту минуту к лачуге подошли двое мужчин довольно потрепанного вида, и в узком дворике между дорогой и порогом едва хватило места для троих. Они хотели пропустить мисс Трант вперед, но сперва один из них, молодой блондин без шляпы и с растрепанным вихром, обратился к миссис Маундер:

— Добрый день, мадам! Не подскажете, «Штучки-дрючки» здесь?

Он произнес это тоном санитарного инспектора, интересующегося какой-нибудь заразой. Мисс Трант улыбнулась, торопливо проходя мимо. Спутник растрепанного блондина крикнул: «Веди меня, Джоллифант!» У него был большой плоский футляр, в котором явно лежал какой-то музыкальный инструмент. «Неужели тоже артисты?» — подумала мисс Трант, и двое скрылись в привокзальном буфете. Следом за ними в дверь нырнул мистер Окройд, а последней, сходив к машине за сумкой, вошла мисс Трант. В дверях она на миг остановилась и прислушалась к удивительному гомону изнутри. «Сгораю от нетерпения!» — радостно подумала она.

Глава 6

В которой Иниго встречает соратника и становится пианистом

I

Последний раз мы видели Иниго Джоллифанта, когда тот сквозь мрак понедельничной ночи спешно покидал усадьбу Уошбери. Теперь, в четверг днем, он прибыл к привокзальному буфету Роусли. Чтобы понять, как он тут очутился, нам стоит проследить за событиями последних трех дней его жизни, или, если точнее, последних шестидесяти четырех часов (с 00.30 четверга).

Именно тогда Иниго осознал, что Фонтли прав: зря он не остался в постели. Ночь была не такая уж теплая, и уж точно недостаточно светлая, чтобы с приятностью шагать по дороге — тем более после стольких уроков французского, истории и праздничного вечера. Пить надо было меньше — или больше. «Старый Роб» сыграл с ним злую шутку: выдворил его из школы, из постели, а потом бросил одного; сперва грел ему грудь, но вскоре начал отставать, а спустя полчаса бесследно исчез. Выпей Иниго чуть больше «Роба» или чуть меньше, спал бы он сейчас в теплой постели. Так он спорил сам с собой, шагая по последнему знакомому отрезку дороги, соединяющей Уошбери с остальным миром. Наконец он добрался до магистрали, уходящей на юг и на север — то есть, в сущности, вышел в мир, но что в этом мире происходило, разглядеть было решительно невозможно. Иниго повернул направо, несколько минут раздумывал, какая из едва видных точек на небосводе — Полярная звезда, и еще минут десять размышлял о звездах вообще. Думы, как водится, были безрадостные. Если много думать о подобных вещах, решил Иниго, то волей-неволей станешь астрономом — исключительно в целях самозащиты.