Шрифт:
Татьяна Калашникова
Добрые люди
Часто ли вы встречали добрых людей?
Вопрос из тех, которые можно назвать привычными, тех, которые каждый человек хотя бы один раз в жизни задает кому-нибудь в задушевной мирной беседе или, совсем наоборот, в пылу разгоревшегося спора, или, на худой конец, за неимением собеседника, спрашивает себя самого: «А часто ли ты, дружище, встречал истинно добрых людей? Что это, собственно, за материя такая — добрые люди? Да, и есть ли они вообще на белом свете?»
Мне приходилось когда-то водить дружбу с одной благородной четой, которую я довольно скоро после нашего знакомства определил в «добрые люди». Так случилось, что судьба забросила нас в один небольшой городок в Швейцарии, — они приехали туда на три года по рабочему контракту из России, я — по той же причине из Америки. Я люблю наблюдать людей, а в тот вечер коротал время в одном частном
Когда хозяин, тучный краснощекий детина, пышущий жаром так, словно только что выбрался из духовки, заискивающе улыбаясь, проводил пару лет тридцати к свободному столику, второй мыслью, промелькнувшей у меня в голове (первая: «Вероятно, они — русские»), была мысль о том, что они очень разные и что такая пара, наверное, может послужить великолепным примером генетического дополнения друг друга в смысле продолжения рода человеческого. Женщина сразу приковывала к себе внимание стройной спортивной фигурой и огромными глазами неопределенного цвета. Её заряд оптимизма и живой энергетики, казалось, просто распространяется теплой волной диаметром метров на десять. В то время как от ее спутника, невысокого коренастого мужчины со спокойным, как маска, лицом, напротив, исходила отталкивающая холодная сдержанность, как будто, существующая исключительно c целью компенсации соседствующего поля жены. Короткие отрывки фраз, доносившиеся от их столика, подтвердили мое предположение о национальной принадлежности заинтересовавшей меня пары, и я, недолго раздумывая, решил заговорить с ними:
— Здравствуйте! Своих узнаю без единого произнесенного слова. Простите, что нарушил ваше уединение… Меня зовут Виктор.
— Нет, что вы. Мы рады встрече с соотечественником… Полина, — женщина непринужденно протянула руку.
Через двадцать минут я уже знал о них ровно столько, сколько можно было вместить в непрерывный словесный поток на двадцать минут: они приехали только вчера вечером, совсем рядом, на расстоянии одного квартала снимают квартиру, сами из Томска, женаты девять лет, успели обзавестись двумя детьми (мальчик и девочка) девяти и трех лет, которых забирают сюда примерно через месяц, то есть, как только обоснуются и прикупят кое-что из мебели, а еще Полина не преминула кокетливо заметить, что имя у нее немодное, но зато редко теперь встречающееся, а потом представила мужа (право представлять своего спутника она, видимо, по уже устоявшимся традициям в их семье, взяла на себя): «Леня» Полина произносила тоном строгой матери. Мне было приятно слушать хлопотливое щебетание Полины, теперь уже перешедшей к ее родословной. Я почему-то ощущал себя так, как в детстве, — будто бы с тобой рядом взрослая, сильная, все знающая мама, которая всегда защитит и все за тебя сделает и решит.
Мы стали близкими друзьями. Почти все выходные мы проводили вместе. За видимыми сдержанностью и угрюмостью Леонида я очень скоро обнаружил редко встречающиеся теперь в таком объеме честность и порядочность. Спустя примерно полгода (для меня это не было вновь) Полина стала все чаще говорить о родине, а ее неиссякаемое жизнелюбие все больше разбавлялось горечью ностальгических слез. Леонид тоже немного хандрил. Но его, скорее, огорчали настроения жены, нежели собственные переживания. Я успокаивал: все приходит и уходит, пройдет и этот этап. Действительно, адаптация моих друзей прошла, можно сказать, почти безболезненно и вложилась в несколько месяцев осени и зимы. С наступлением весны мои друзья приободрились, мы стали все чаще делать вылазки на природу. Иногда мне удавалось вытащить на рыбалку Леонида, не испытывающего никакого интереса к этому занятию и вовсе не обладающего соответствующими навыками.
В тот день моросил дождик, мы сидели, сгорбившись над удочками, укутанные в брезентовые плащи. Леонид не любил откровенничать, но тогда, отложив аккуратно удочку в сторону, присев на корточки поближе ко мне, заговорил:
— Ты знаешь, Виктор, вероятно, очень скоро в нашей жизни произойдут серьезные перемены. Поля хочет усыновить одного мальчика. Это сын ее школьной подруги, он родился почти в один день с нашим. Поля почему-то всегда его жалела, все говорила: «Он такой худенький, а Верка — халатная мать, ленивая, не кормит его, не следит». Вечно какие-то подарки ему покупала. И с Антоном нашим они всегда хорошо играли. Такое чувство, что это какое-то роковое продолжение событий… — Леонид тяжело вздохнул, привстал, потоптался немного на месте, давая отекшим ногам перерыв, присел и снова продолжал, — теперь отец их бросил. Верка, мать, загуляла. А ребенок, Пашка,
— А как ты? Ведь это ж не только ее решение.
— Я? Не хочу, конечно. Но… пацана, и в правду, жалко, и Полину не поддержать… Ей и так тяжело. Не знаю…
Через три месяца их семья увеличилась на одного человека. Теперь мы реже проводили время вместе. Полина все время оправдывалась: «Ты же знаешь — дети, Леня пашет, как вол, устает. Обещают контракт продлить…» Я все понимал и не обижался. Пашка, приемыш, первое время доставлял им хлопот: то по карманам лазил, то врал, то малышку их обижал. Но настойчивость Полины и уравновешенность Леонида через некоторое время стали давать свои всходы. Пашка пообтерся и стал все больше походить манерами на их Антона. Все, как будто, наладилось и потекло своим чередом. Полина успокоилась, перестала дергаться, похорошела. Помню, она тогда немного подрабатывала в каком-то местном рекламном агентстве моделью: то компьютеры рекламировала, то украшения.
— Конечно, с такой внешностью и сидеть в четырех стенах! — хвастала она, разливая чай.
— Да уж, тебе дома-то никак, — подтрунивал я.
Полина, кривляясь, нарочито широко оскалилась. Невольно опускаясь взглядом от крупных ровных зубов Полины к ее шее, плечам, груди, я, опомнившись, искоса посмотрел в сторону Леонида: «Нет, он не заметил. Зачем? Между нами все равно ничего нет, а он может зря расстроиться». Хотя, конечно, мысли у меня в голове гуляли всякие. Стоило Полине хоть как-то дать мне почувствовать ее заинтересованность, и я уж точно не упустил бы своего шанса. Кто знает, что произошло бы тогда через месяц-другой. Но в то время мне не суждено было стать ее любовником, как не суждено это было и никому другому. Громом среди ясного неба прозвучал неожиданный телефонный звонок от ее врача с приглашением сделать повторное УЗИ. У Полины обнаружили какое-то воспаление по-женски (они не рассказывали, а мне было неудобно расспрашивать). Потом ее прооперировали. Леонид разрывался между госпиталем, детьми, работой и, кажется, именно тогда приобрел свои первые седые волосы на висках. Слава Богу, в конце концов, все обошлось. Полина совсем поправилась, стала снова подумывать о работе, а я, чего греха таить, все так же поглядывал на нее.
Контракт Леониду продлили еще на три года, и они все чаще упоминали о предстоящем приезде Андрея, старшего брата Леонида. Бог знает, какими правдами и неправдами, но Андрей все-таки приехал в Швейцарию. Утверждал, что ненадолго, только полюбопытствовать: что оно такое — заграница. Он и не задержался у родных. Нашел себе женщину немолодую, но обеспеченную и, женившись, переехал к ней. Потом я слышал от Полины, что он уехал на родину, хочет переговорить с первой женой насчет того, чтобы забрать в Швейцарию их дочь. И вот тут-то произошло событие из ряда несчастий, переходящих в долгосрочные проблемы. Жена Андрея попала в автомобильную аварию. Сначала врачи обнадеживали, но вскоре стало очевидным, что ходить она уже не сможет и что ей нужен постоянный уход. Андрей, сославшись на временные проблемы с выездом, умолял брата со слезами в голосе забрать его больную жену пока на пару месяцев к себе.
— В конце концов, пару месяцев — не год. Я смогу присмотреть за ней, — исполненная искреннего благородного порыва и сострадания к несчастью бедной женщины, говорила Полина.
На том и порешили. Временно их семья увеличилась еще на одного человека. Через месяц выяснилось, что «новый член семьи» даже не догадывается о том, что не мешало бы вносить и свою, хотя бы символическую, лепту в семейный бюджет, и, вообще, обладателем прекрасных человеческих качеств не является. Всю заботу, истраченные время и деньги по уходу за ней жена Андрея принимала, как должное. Первое время Полина все хлопотала, стараясь угодить несчастной, приготовить что-то вкусненькое для нее… Но каждый раз, когда Полина спрашивала за столом: «Ну, как? Вам нравится? Это — мой собственный рецепт!», в ответ следовало всегда одно и то же: «А я все ем». Полина огорчалась: «Слова доброго от нее не дождешься. Хоть бы раз спасибо сказала. За все время два раза детям конфет купила. Я понимаю, — у нее горе и все такое… Но, ведь нам-то она — чужой человек с улицы. Да, правильно у Тургенева — благодетель и благодарность не знают друг друга…» Потом Поля жаловалась, что связана по рукам и ногам, страдает бессонницей, чувствует себя, как на пороховой бочке, потому что жена Андрея, как оказалось, уже перенесла раньше инфаркт и болеет последние десять лет сахарным диабетом. Каждое утро Полина думала только о том, чтобы «старуха» проснулась живой. «Вить, ты представляешь, она вчера забыла, что уже приняла таблетки от сахара и приняла их второй раз подряд. Ночью скорую вызывали». Леонид стал очень раздражителен, подсознательно вымещая свою досаду на жене и детях, стал прикладываться к рюмке.