Добрый ангел смерти
Шрифт:
Слева от меня шла верблюдица, таща нашу поклажу. С правой стороны шла Гуля.
– Отец сказал, что ты знаешь дорогу? – спросил я лишь для того, чтобы заговорить с нею.
– Знаю, – ответила она. – Мы раньше ходили туда, но до форта не доходили.
Не надо было…
Солнце припекало, и если б не войлочная шапка – подарок Джамшеда – мозги мои уже кипели бы. Но и так я не знал, как продолжить разговор. Я молчал. И Гуля молчала. И так шли мы рядом. Я посматривал на нее, любовался ее профилем, живым, гордым и женственным одновременно.
«Может, вечером, когда
Глава 27
На привал мы остановились, когда солнце только-только побелело, словно его остудил внезапно налетевший холодный ветер. Висело оно еще высоко, но уже с закатной стороны неба. До холмов все еще было далеко – они вроде бы и не приблизились, хотя мы двигались в их сторону часов восемь или даже больше, лишь один раз остановившись отдохнуть и накормить Хатему.
– Гуля, а море отсюда далеко? спросил я, вспомнив о приятной прохладе каспийского берега.
– Далеко, – ответила Гуля, посмотрев на меня карими глазами.
Я задумался, пытаясь понять, каким образом мы оказались далеко от Каспия.
Не мой же полет, закончившийся чудесным появлением верблюдицы Хатемы, перенес меня в глубь пустыни!
– А ты море любишь? – спросил я Гулю, снимавшую с верблюдицы свой баул.
– Нет, – ответила она. – Оно холодное.
Я пожал плечами. Потом помог ей опустить двойной баул на песок. Она достала оттуда полотняную полосатую подстилку, потом еще одну. Расстелила их одну поверх другой.
Когда солнце легло на дальние пески, а потом и просочилось своим остывшим огнем куда-то вниз, словно вода, в пустыне стало прохладнее. Воздух сразу оказался холоднее песка. Мы лежали рядом на одной подстилке и накрывшись по грудь второй. Смотрели в небо. Время от времени хрипловато вздыхала верблюдица, привязанная коротким поводком к лямке моего рюкзака.
– Гуля, – заговорил я. – Тебе не кажется странным, что мы сейчас здесь, с тобой, вдвоем…
– Нет, – ответила Гуля настолько уверенно, что я забыл, о чем еще хотел ее спросить.
Конечно, мой заготовленный и забытый вопрос не был важным ни для меня, ни для нее. Мне просто хотелось говорить с ней о чем угодно. Хотелось узнать что-то о ней, чтобы расстояние между нашими глазами и мыслями уменьшилось. Я хотел понимать ее и хотел, чтобы она понимала меня.
«А она и так тебя понимает», – возникла вдруг неожиданная мысль.
Я снова задумывался, глядя на небо и ища в нем отражение ее глаз, тоже смотревших вверх. Вверху, на синей перевернутой земле неба прорастали семена звезд. Прорастали быстро и хаотично, словно были разбросаны влюбленным сеятелем, совершенно не думавшем о том, что он делает. И полз среди них небесным ленивым трактором какой-то спутник. Его движение привлекло мой взгляд и я, скосив глаза на красивый профиль Гули, подумал, что и она сейчас смотрит на этот спутник, ведь взгляд человека всегда ищет движения. Взгляд человека – сам по себе следователь и любит следить за происходящим.
Над нами происходило прорастание небесного поля, и мы оба смотрели на это обычное чудо. Уже и говорить не хотелось –
По мере того как песок остывал, небо опускалось ниже и звезды становились виднее.
Я снова захотел услышать голос Гули и повернулся к ней. Но она уже спала, закрыв глаза. Ее ровное нежное дыхание согревало ночную тишину. Я прислушивался к нему с таким тайным удовольствием, будто оно было чем-то запрещенным, а потому еще более желанным.
Трактор-спутник перевалил за какой-то небесный косогор и скрылся из виду, оставив позади себя неподвижность звезд. Я засыпал под тонкую музыку дыхания Гули. Остановившийся воздух тоже, кажется, слушал ее дыхание. И в тишине этой я почувствовал, как по моим ногам, укрытым полосатой плотной тканью, что-то ползет.
Замерев, я кожей теперь слушал это движение, пока не увидел на груди то ли скорпиона, то ли ящерицу, красиво остановившуюся, уткнув свой фантастический профиль в небо.
«Не шевелись», – приказал я себе мысленно. И так мы оба с этим ночным пустынным обитателем не шевелились, пока я не уснул.
Глава 28
Храп верблюдицы разбудил меня так резко, что уже открыв глаза, я несколько минут лежал, дожидаясь пробуждения тела. Солнце только-только поднималось, а значит и спал я недолго. Наконец я повернул голову к Гуле, но ее рядом не было.
Меня охватил непонятный страх, я ощутил некоторую чужеродную тяжесть на груди, посмотрел и увидел на полосатом покрывале такого же полосатого хамелеончика в неподвижной позе с задранной кверху головой. Только его круглые глазки как-то странно двигались, казалось, что вместе с немного выпуклыми глазницами. Поймав на себе мой взгляд, он замер, и взгляд его глазок тоже застыл на моем лице.
Хатема снова храпанула, фыркнула. Я оглянулся на нее – верблюдица вела себя явно беспокойно. Она переступала с ноги на ногу, оглядывалась на меня.
Потом шагнула назад, протащив за собой по песку мой рюкзак, к которому была привязана поводом.
Надо было вставать. Я попробовал мягко стряхнуть хамелеончика, но он так крепко вцепился лапками в полосатое покрывало, что почти стал его частью.
Помня, что хамелеоны не агрессивны, а скорее наоборот, я сам выбрался из-под покрывала. Поднялся на ноги и осмотрелся. Исчезновение Гули напугало меня. Если она куда-то пошла сама, то почему не сказала мне, а если… Тут по моей коже пробежался холод и я даже не стал продолжать эту мысль. Во рту было сухо и неприятно. Я подошел к канистре с водой, отпил глоток.
Снова осмотрелся по сторонам и к своей радости увидел метрах в двухстах от себя Гулю. Она несла охапку сухого кустарника.
По мере того как она приближалась, мое беспокойство менялось на возмущение, а потом и возмущение стало затихать, и когда она остановилась около Хатемы и опустила искореженные ветки на песок, не было во мне ни возмущения, ни даже обиды.
– Доброе утро, – сказала она, улыбнувшись. Чиркнула спичкой, и захрустел сложенный шалашиком костер.
– Доброе утро, – ответил я.