Добыча золотого орла. Пророчество орла

Скэрроу Саймон

Некоторые легионеры рассмеялись, и Катон с удовлетворением ощутил, что ему в какой-то мере удалось разрядить нервное напряжение.

– Ты это им скажи, парень, – послышался голос из задних рядов.

– Кто это сказал? – взревел, резко повернувшись, Фигул. – У кого тут, на хрен, язык без костей?

Фигул двинулся сквозь строй, изрыгая угрозы.

– Оптион! – окликнул его Катон. – Вернись на место.

– Есть, командир! – отчеканил Фигул, но, прежде чем занять свое место в плотном, составленном из щитов строю рядом со знаменосцем центурии, суровым взглядом обвел рядовых бойцов.

Катон мимолетно встретился с ним взглядом и слегка кивнул в знак одобрения:

резкое вмешательство оптиона в корне пресекло попытку нарушить дисциплину. Ну что ж, если кому-то не по нраву ободряющие слова центуриона, пусть дожидается атаки молча. Это нервирует куда больше.

К счастью, терпение и выдержка не относились к числу кельтских воинских доблестей, так что ждать пришлось не так уж долго – раздался оглушительный рев, и толпа варваров устремилась навстречу сплошной, застывшей в неподвижности стене красных римских щитов, над кромками которых сверкали на солнце полированные шлемы. Катон медленно повернулся лицом к противнику и острым взглядом отметил выбеленные известью волосы, татуировки на лицах, спиральные узоры на обнаженных торсах, блестящие мечи и шлемы. Варвары потрясали копьями, истошно вопили, и лица их были искажены безумной яростью и жаждой убийства. То было воистину кошмарное зрелище.

Признаться, в первое мгновение Катона охватил ужас, и ему пришлось подавить внезапно возникший порыв бросить все и пуститься наутек. Однако страх опозориться перед лицом своих солдат оказался куда сильнее. Он помог юноше совладать с собой, и паника схлынула, уступив место холодной, напряженной пульсации, затронувшей каждый мускул и нерв. Это готовность к неизбежному, к необходимости убивать, чтобы остаться в живых. Испытывая себя, молодой центурион задержался перед строем чуть дольше, чем требовалось, и лишь когда ревущая орда подкатила совсем близко к линии римлян, отступил и занял место в строю своей центурии.

– Знамя в тыл!

Катону показалось, что его голос дрогнул, и он сосредоточился на том, чтобы следующий приказ прозвучал твердо.

– Сомкнуть щиты!

Катон занял позицию в центре первой шеренги своей центурии, крепко взялся за держатель поданного Фигулом щита и обнажил меч. На противоположном фланге когорты Максимий сложил руки воронкой и громовым голосом, перекрывшим даже вой и рев дикарей, отдал приказ:

– Первая шеренга, копья к бою!

Первая шеренга качнулась, и, сжимая древки метательных копий, бойцы выступили на два шага вперед.

– Готовьсь!

Легионеры приняли стойку для броска, отклонив корпус и отведя назад правую руку так, что острия копий смотрели под углом в небо. В полной готовности они ожидали приказа. Максимий, однако, не спешил: он следил, как приближается вражеский вал, оценивая расстояние между бриттами и его когортой. И лишь когда варваров отделяла от строя полоска сочной зеленой травы не шире тридцати шагов, он взмахнул рукой, подав знак своим бойцам.

– Бросай!

Одновременно мощно выдохнув, первая шеренга метнула копья вверх по дуге. Небо прочертили темные тонкие полоски: полет копий замедлялся по мере того, как они достигали высшей точки траектории, но оттуда, сверху, они со снова возросшей скоростью обрушились прямо на головы врагов. Расстояние было невелико, бритты валили плотной толпой, и прилетевшие с неба отточенные острия нанесли страшный удар.

– Задние шеренги, к бою готовьсь! – проревел Максимий.

Задние ряды когорты подступили к первой шеренге, которая тем временем смыкала щиты и обнажала мечи, готовясь к рукопашной. В следующий миг бритты яростно обрушились на первую шеренгу римлян, пытаясь прорвать сплошную стену щитов ожесточенными ударами копий и

длинных мечей. Самые могучие и смелые бойцы хватались за края щитов и иногда даже раздвигали их – лишь для того, чтобы упасть под разящими ударами мечей легионеров второй шеренги. Катон, высокий, но худощавый, не выдержал наскока здоровенного варвара, прыгнувшего прямо на его щит. Его отбросило назад, и бритт ворвался в ряды Шестой центурии, но тут же был пронзен мечом воина, который стоял слева от Катона. Центурион кивнул Велию, выражая благодарность, и снова занял место в строю.

Если где-то стена римских щитов и пошатнулась под первым яростным натиском варваров, то мгновенно выровнялась, все бреши закрылись, и бриттам оставалось лишь растрачивать силы и злобу, осыпая ударами красные щиты. Катон отбивал щитом удар за ударом, а как только очередной варвар оказывался в пределах досягаемости, острый клинок, проскользнув в щель между щитами, разил его, словно змеиное жало. При этом Катон по мере возможности старался следить за ходом схватки по всему фронту центурии. Впрочем, нечего было тревожиться: при всей своей свирепости и отваге бритты уступали им и в численности, и в боевой выучке, так что угрозы для римлян почти не было.

Грохот, лязг металла, крики и проклятия не помешали Катону услышать переданную по цепочке вдоль строя когорты команду, и, глянув направо, он увидел, что Первая центурия двинулась вперед, перейдя в наступление. Затем уже ближе прозвучал адресованный его подразделению приказ центуриона Феликса:

– Вперед!

Как только Пятая перешла в наступление, Катон повторил тот же приказ своим легионерам, и те сомкнутыми рядами двинулись на нестройную массу варваров. По мере того как римляне их теснили, у бриттов оставалось все меньше возможности орудовать своими длинными клинками, а в рукопашной схватке короткие мечи давали римлянам несомненное преимущество. Уклоняться от острых клинков, разивших сквозь узкие щели между щитами, становилось все труднее. Поскольку бриттов было не так уж много, они начали отступать. Глядя поверх металлического обода щита, Катон увидел, как метнулся назад воин, находившийся прямо перед ним, и тут же во вражеских рядах образовались новые бреши. Римляне между тем по-прежнему наступали сомкнутым строем: теперь они пересекали пространство, на которое пришелся удар метательных копий, добивая раненых и двигаясь дальше. Противники больше не пытались сопротивляться. Они были сломлены и бежали.

Однако за спиной у них протекала река, и бритты, быстро осознав, что им грозит опасность оказаться зажатыми между сталью и водой, припустили врассыпную вдоль берега, рассчитывая ускользнуть прежде, чем когорта успеет прижать их к реке. Но римляне предусмотрели и такую возможность: декурион разделил свой конный отряд на две половины, занявшие позиции на обоих флангах когорты, и бриттов, успевших проскочить между рекой и стеной щитов, настигали и безжалостно истребляли кавалеристы. Поняв, что спастись бегством не удастся, бритты вернулись к реке и, встав спинами к спокойной, поблескивающей на солнце воде, приготовились умереть.

По подсчетам Катона, их оставалось не более сотни, причем многие уже потеряли или бросили оружие и теперь лишь сжимали кулаки и скалили зубы, смотря на врага расширенными от злобы и ужаса глазами. Он понимал, что схватка окончена. Этим людям оставалось умереть или сдаться в плен.

Катон набрал воздуха и закричал по-кельтски:

– Бросайте оружие! Сдавайтесь или умрите!

Варвары уставились на него – кто с вызовом, кто с надеждой. Между тем легионеры продолжали теснить их, загоняя в Тамесис, так что некоторые уже стояли по пояс в воде.