Дочь адмирала
Шрифт:
Потому что, как бы блистательно ни начиналась моя карьера, я ни на секунду не забывала об отце, по-прежнему мечтая о встрече с ним. Я хотела этого больше всего на свете. При этом я почти никогда не упоминала о нем вне стен нашего дома. Открыв мне правду, мамуля взяла с меня слово не рассказывать ни о чем своим друзьям.
— Тебя могут обидеть. Довольно и того, что ты сама все знаешь. Для всех остальных — твой отец летчик, который погиб на войне. Обещай, Вика.
Время шло, вестей от Ирины Керк не было, мне становилось все трудней говорить об
— Вика, пусть будет так, как есть. Ты о нем знаешь, этого достаточно. Либо Ирине Керк не удалось разыскать его, либо он умер.
— Но, мамуля, я не могу этого так оставить, он же мой отец.
Она грустно улыбалась.
— Для меня он тоже много значил, но за всю жизнь я не получила от него ни строчки. И вот ведь живу. И ты должна жить.
В тот раз я проплакала, лежа в постели, всю ночь, прижимая к себе его фонарик. Нельзя, чтобы это кончилось вот так, ничем.
Он стал сниться мне по ночам. Один из снов был таким ярким, что, проснувшись, я запомнила его до мельчайших подробностей. Сновидение это прочно вошло в мир моих фантазий, центром которых всегда был отец.
Мне привиделось, будто он в Москве и звонит мне из гостиницы, где остановился. Говорит по-русски, но, как мне показалось во сне, с сильным американским акцентом.
— Виктория, не догадываешься, кто тебе звонит?
— Нет, — ответила я.
— Разве ты забыла, о чем просила Ирину Керк?
Меня как подбросило.
— Не могу поверить!
— Да, да, говорит твой отец. Я здесь, в гостинице, прямо напротив твоего дома.
— Когда я тебя увижу?
Он засмеялся.
— Хоть сейчас, но не говори матери, что я приехал.
— Как я узнаю тебя?
Он снова засмеялся. И столько тепла было в его смехе!
— Не беспокойся, я сам узнаю тебя. Не забудь, мама прислала мне твою фотографию.
Я как сумасшедшая кинулась через улицу к гостинице. К входу вела высокая лестница в несколько маршей. Одним духом я взбежала по ним. Площадка перед входом была запружена людьми, но отца среди них не было. Меня охватила паника. И тут я увидела его — он шел сквозь толпу, которая безмолвно расступалась перед ним.
Он был подтянутым высоким человеком лет пятидесяти. На нем был серый костюм, в руке он держал какую-то газету. Он улыбнулся мне, мы бросились друг к другу, и оба заплакали.
А потом он поцеловал меня и сказал:
— Я очень рад видеть тебя, Виктория. Только не говори ничего маме, мне не хочется огорчать ее. Мне выпал случай провести здесь всего два-три часа, и все. Потом я уеду.
Я снова обвила руками его шею.
— Неужели ты не можешь остаться хотя бы на один день, папа?
Он улыбнулся.
— Нет, законы Советского Союза не позволяют этого. Я приехал, только чтобы взглянуть на тебя. А теперь мне пора.
Он поцеловал меня в лоб, повернулся и исчез в толпе.
Я хотела остановить его, но не могла сделать ни шагу.
Проснулась
Я рассказала некоторым мамулиным подружкам, что повидалась с отцом. Они удивились, но мне удалось убедить их, что я говорю правду. Я даже описала им его. И сказала, что мама ничего об этой встрече не знает, потому что так захотел он. Он с опасностью для жизни пробрался в Советский Союз только для того, чтобы повидать меня.
Многие из них мне поверили, хотя с трудом допускали, что мамуля ничего об этом не знает.
— О, — объясняла я, — у него ведь жена в Америке, а потому он не может остаться здесь. Он приехал только ради меня, потому что любит меня.
Со временем мамуля прознала про мои россказни. Однажды вечером она подсела ко мне. Лицо ее выражало беспокойство.
— Зачем ты все это рассказываешь, Вика? Ты что, не знаешь разницы между сном и реальной жизнью?
— Я видела его, мамуля, так же ясно, как в жизни.
Она улыбнулась.
— Ты увидела его, потому что очень хотела увидеть, вот и вся правда. Но мы обе знаем, что это всего лишь сон. Пусть твой отец и останется в снах, Вика. Только там ему и место.
Я прильнула к ней, и она обняла меня.
— Мне этого мало. Он так мне нужен...
— Знаю, Вика, знаю. Но никому еще не удавалось получить все, что хочется. Очень часто мы не получаем именно того, в чем больше всего нуждаемся. Такова жизнь. Ты знаешь, что у тебя есть отец, ведь ты мечтала об этом. Вот и довольствуйся этим.
Я промолчала. Мне не хотелось обижать мамулю. Но не в моих силах было отказаться от отца. Как можно забыть то, чего у меня никогда не было?
В душе я дала клятву никогда не говорить о нем в присутствии матери.
Роль в популярном кинофильме в восемнадцать лет, люди, узнающие меня на улицах, — в этом было одновременно что-то прекрасное и тревожное. Уж слишком стремительно все произошло, к тому же я понимала, что с актерским мастерством у меня все еще плоховато. Как долго я продержусь на одном таланте? Да и получать роли без диплома тоже будет трудно. На каждую роль, предложенную «вольному актеру», претендует не менее трехсот пятидесяти человек.
Я посоветовалась с мамулей, с другими актерами, мнение которых уважала. Ответ был один: необходим диплом. Получив его, я повышу и мастерство, и зарплату.
Я подала заявление в Институт кинематографии, единственное в этом роде учебное заведение на весь Советский Союз. Конкурс при поступлении всегда бывал очень высок, в нем принимали участие сотни абитуриентов. В тот год, когда я поступала, на каждое из девятнадцати мест было триста шестьдесят претендентов.
Я занималась так, как никогда прежде, успешно сдала экзамены по общеобразовательным предметам и прошла четыре прослушивания, необходимых для поступления на актерский факультет.