Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия
Шрифт:
Она дышала, с удивлением ощущая – может дышать и в груди вроде бы ничего не сломалось. Видела, как белая фигурка, такая знакомая, слезает с коня, и ещё быстрее соскакивает такой же знакомый человек с чёрной бородой. Приземляется в шаге от неподвижного Счастливчика, пихает ногой, нагибается, смотрит…
– Поздравляю, Александр Петрович, – уважительно сказал Данилыч, – с одного замаха раскроили. Меня такому удару донцы за месяц научили. Говорю же, нечего вам среди этих пушек и ракет делать, на Кавказ надо. Так это, Жанна Францевна, тот
– Да, – сказала Джейн – она, оказывается, может ещё и говорить. Данилыч не очень деликатно откатил ногой бывшего мистера Счастливчика под уклон.
– Извини, я не смог сдержать обещание, данное на борту «Пасифика», – сказал Саша, втыкая саблю в сухую крымскую землю. Когда он втыкал, сабля была тёмной, когда выдернул и обтёр о траву – блеснула в лучах луны.
Джейн вспомнила его обещание – не убивать англичан. Она молчала, хрипло дыша. Данилыч нагнулся к Джейн.
– Жанна Францевна, можно мне понять, не наделал ли злодей какого вреда? Лександр Петрович, скажите ей.
Джейн не сопротивлялась, когда мужские руки, второй раз в жизни, причём за последние три минуты, ощупали её горло и живот.
– Здесь? Здесь? Здесь? Но? Но? Но? Это хорошо, что «но», – сказал Данилыч, завершивший осмотр секунд за тридцать. – Ребра целы, шею не попортил, это главное. Синяки, верно, будут.
Джейн бормотала «спасибо» на двух языках и услышала «спасибо» от Саши, протянувшего ей пакет с мундиром.
– Спасибо. Возвращаю. Надеюсь, джентльмен не собрался на штурм в госпитальной пижаме?
– Спасибо, Саша, – наконец сказала Джейн, не замечая, что из глаз полились слезы. – Штурм в три часа, – всхлипывая и смеясь, сказала она, – я не уверена, что он успеет присоединиться к своему полку.
Джейн все же ещё не пришла в себя, к тому же слезы помешали ей разглядеть, как Саша молниеносно толкнул ногой Данилыча. И не увидела, как на его лице мгновенно вспыхнула улыбка, яркая, как недавний взмах клинка.
– Джейн, – спокойно сказал он, – ты уже убедилась: нам нельзя вообще прощаться – что-нибудь происходит.
Джейн кивнула сквозь слезы и улыбку. Тем более Сашины слова подтвердил выстрел, раздавшийся неподалёку.
– Уходить надо, Лександр Петрович, – сказал Данилыч, уже вскочивший на коня, – нам всяко надо от этого места подальше быть.
– Джейн, до встречи, – сказал Саша, не без труда (но все же удачно) забравшись в высокое седло.
– Sasha! Hrani teba Gospod! – крикнула Джейн вслед затихающему конскому топоту.
Смахнула слезы, ощупала пальцами болевшее горло и попыталась понять, где же находится госпиталь.
– Лександр Петрович, так она вам час штурма назвала?
– Да, – ответил Саша. В нем ещё бушевал недавний бой, удачный удар с одного замаха, радость и надежда.
– Правильно сделали, что ускакали. Надо её совесть поберечь. Как наших-то теперь
Саша вынул часы.
– Только напрямик, по траншеям. В объезд нет времени.
– Вот оно что! – сказал Данилыч. Эти слова относились не к Сашиной идее, а к зрелищу, увиденному ими, едва они выехали на холм.
Саша понял, кто недавно стрелял. Неподалёку шла странная и жестокая конная игра. Один кавалерист, в высокой каске, отбивался от другого, в белой чалме и белом бурнусе. В полную силу он драться не мог, так как второй всадник, в чалме, пытался выстрелить в него из пистолета, но кавалерист в каске, видя это, уклонялся, и стрелок не хотел терять заряд.
– Нашего давят, – сказал Данилыч, – выручим.
Действительно, несмотря на сабельный лязг, были слышны ругательства всадника в каске, недвусмысленно объяснявшие, к какому роду-племени он относится.
Саша рванулся вперёд, но тут Данилыч его опередил. Стрелок не сразу увидел новых врагов, развернулся, пытался прицелиться в Данилыча, но тот коротким и резким взмахом (Саша не успел разглядеть, как Данилыч выхватил клинок) врезал шашку ему в чалму, и стрелок рухнул с коня.
Его товарищ, оценив изменение соотношения сил, поворотил коня и ускакал.
– Как же тебя занесло сюда, мил чело… здравствуйте, вашбродие, – вежливо сказал Данилыч. Подъехавший Саша узнал Сабурова.
У жандармского ротмистра утомился конь, на лице была свежая сабельная отметина. Но все же не она бросалась в глаза. На лице Сабурова было чувство, метче всего названное Лермонтовым: одна, но пламенная страсть.
И эта страсть руководила им. Увидев, кто подъехал, он качнулся в седле, вынул левой рукой пистолет, направил на Сашу.
– Вы арестованы за продолжающееся сношение с неприятелем и пребывание во вражеском расположении.
– Вашбродие, да и вы, как погляжу, в чужом лагере оказались, – заметил Данилыч. Левую руку он положил на плётку, готовясь выхватить её одним взмахом и выбить пистолет.
Саша тронул шпорами коня, выдвинулся вперёд. «Он в меня целит, а я не боюсь», – отстраненно подумал он.
– Господин ротмистр, – спокойно и громко сказал он. – Сейчас я намереваюсь исполнить поручение начальника штаба Севастопольского отряда князя Васильчикова, уведомив наше командование о точном часе начала штурма неприятелем наших позиций. Время штурма – три часа ночи. Кто-нибудь из нас должен прорваться к бастионам и сообщить время штурма.
Сабуров молчал. Пистолет подрагивал в его руке.
– Господин ротмистр, – продолжил Саша, сам удивляясь, как находит такие слова, – это не наше личное недоразумение. Если вы не позволите нам до трёх часов прорваться к своим и предупредить о штурме, вы совершите не только подлость, но и предательство. Позором будет не ваше рукопожатие, позором будет даже дуэль с вами. Не предавайте Отечество, помогите мне спасти Севастополь этой ночью. Вспомните, что значит слово «жандарм». Это – воин…