Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия
Шрифт:
Сначала Джейн решила, будто парадный русский обед состоит исключительно из холодных кушаний. Однако она скоро поняла ошибку. Слуги вносили новые и новые блюда. Повар, в свежем белом фартуке и белом колпаке, уже выполнил свою работу и наблюдал, как его произведения подают на стол. Когда вносили супницу или вазу, он громко объявлял:
– Тямбаль де воляйль а ля паризьен [50] !
– Пате де фрикандо де во!
– Потаж а ля рен о пти крутон!
– Потаж а л’янглез Виндзор. – Хотя суп назывался английским, но в Англии Джейн его не пробовала.
50
Согласно
– Попиет а ля полознез!
– Пулярд фарси а л‘еспаньоль!
– Котлет де бефь о натюрель!
…И ещё много чего.
– У нас скоро Рождественский пост, – пояснял Лев Иванович «лютеранину Иоганну», – мы уж скоромничаем напоследок.
Саша шепнул Джейн, что дядя будет скоромничать и в пост, а сейчас просто празднует возвращение племянника.
«Не помню такого стола за всю свою жизнь, – со сложной смесью удивления, восхищения и даже страха думала Джейн. – Впрочем, последние дни на обед и ужин были в основном рогалики и варенье, надо же иногда и поесть».
И все равно страх оставался. Джейн боялась двух вещей: что она лопнет и что она чего-нибудь не попробует. Кроме того, слуга постоянно подливал ей вина, и Джейн старалась отхлёбывать их самыми маленькими глоточками.
Но тут подали кофе, разительно крепкий по сравнению с тем, что приходилось пить в Финляндии. От одного только запаха голова сразу избавилась от лёгкой винной дымки, а уж от первого глотка Джейн, казалось, раскрыла глаза и проснулась. Она смаковала кофе, вспоминая названия поданных блюд. «Интересно, мне поверят, если я расскажу, что их всех отведала?» – думала она. Кроме того, не забывая корабельный опыт, Джейн пыталась оценить качество работы лакеев.
После обеда перешли в кабинет. Слуга подал графин с коньяком – Джейн узнала запах, знакомый по салону. На одну секунду она пожалела, что здесь она не стюард: стюарду напитков не предлагают. Но, в отличие от вина, коньяком каждый распоряжался сам: Лев Иванович не раз наполнял свою рюмку, Саша налил, но так до конца и не выпил, а Джейн допивала кофе, прихлёбывая его ещё меньшими порциями, чем Саша – коньяк.
Дядя Лев наконец-то дал волю своему любопытству и стал расспрашивать племянника о приключениях. Саша рассказал дядюшке примерно то же самое, что и Федьке. Лев Иванович, конечно, переживал, а Джейн делала незаметные весёлые гримасы Саше: видишь, врать тоже можно научиться!
Потом врать пришлось ей. Свою «эстляндскую» историю Джейн сложила давно, но все же рассказывала осторожно, пытаясь вспомнить, как ей полагалось плыть: из Гельсингфорса в Ревель или из Ревеля в Гельсингфорс. Стараясь быть поближе к правде, Джейн лишила эстляндского мальчика Иоганна матери, а после отъезда отца поселила в родовом замке строгих родственников, подвергающих его «излишне жёсткой опеке». Она также допустила, что по возвращении «меры строгости могут возрасти». Последнее предложил Саша, ещё в тройке, по его словам, Лев Иванович не любит семейного деспотизма и насилия над личностью в любом возрасте.
– Это грустно, – заметил дядя Лев по-французски, когда Джейн окончила рассказ, – впрочем, радостно, что ваш военный путь завершился здесь, ибо одна меткая пуля из штуцера хуже всех мер домашней строгости. А судя по сводкам из Крыма, французы и особенно англичане стреляют метко.
Дальше разговор шёл на русском. Лев Иванович все же считал, что юный Иоганн знает основной язык империи, но не удивлялся, что гость не поддакивает.
– Дядюшка, сколько раз вы при мне говорили, что традиция – неотъемлемая часть прогресса. Прогресс – быть убитым пулей, вылетевшей из нарезного ствола, а традиция – погибнуть
Лев Иванович вздохнул, приподнялся, снял с полки географический атлас, раскрыл.
– Звучит сладко, «во имя России погибнуть». Только вот во имя, но не в России. Сергей Павлович, дядя твой, под Шумлою погиб. Видишь где? На Балканах. Мой Илюшенька – под Ак-Булаком, в Туркестанских степях. Найди на карте этот Ак-Булак! Я нашёл не сразу. Пётр Иванович, батюшка твой… – Джейн видела, как Саша вздрогнул. – Аул Дарго, Сухарная экспедиция. Вот этот Дарго, сам на карте нашёл, сам обвёл. Эта Чечня – что Туркестан, не съездишь, могиле не поклонишься. И Алёша, твой братец. Под Вайценом погиб, в боях с мадьярами, ради чести России, на пользу Австрийской короны [51] . Вот она, география нашей семейной славы.
51
В 1849 году Россия помогла Австрийской империи подавить венгерское национальное восстание. Вена «отблагодарила» за помощь: в годы Крымской войны оказалась одним из противников России.
– Неприятель в Россию пришёл, – ответил Саша.
– Да, пришёл. Ты сам знаешь, я, когда неприятель в Россию пришёл, сам в ополчении его провожал из России…
Лев Иванович провёл рукой по залысине у левого виска, и Джейн разглядела белую длинную полосу – верно, шрам от сабельного удара.
– Теперь к нам не Наполеон явился – Наполеонишка, – продолжил дядя. – Эта война не 12-й год, послана нам не ради славы, а в наказание. Гордились, что всех побьём, кого кулаком, кого мизинцем. Паскевич [52] , говорят, на военном смотру сказал однажды: «Подавайте сюда Европу!» Вот и пожаловала Европа.
52
Иван Паскевич, фельдмаршал Николая I, самый авторитетный советник царя.
– Мы все немного Россия, – ответил Саша. – Если Россия наказана, значит, я тоже наказан, значит, и мне надо в Севастополь ехать, – сказал Саша.
– «Надо, надо», – печально передразнил его дядя. – Без тебя с Ваней война кончится. Хочется, чтобы поскорее. Обидно, если у нас чего оттяпают. Но знаешь, Сашенька, если бы победили мы – мне было бы ещё обиднее. Оттяпали бы сами половину Турции, с Царьградом, а дальше? Посылать администраторов управлять новыми губерниями? Софийская губерния, Пловдивская губерния, Измирская губерния! – дядя провёл пальцем по карте Османской империи, очерчивая пальцем несостоявшиеся новые владения. – Где же нам столько мозговитых чиновников взять на обустройство Измирской губернии, если мозгов не хватает в Рязанской губернии порядок навести?
– Нам надо в Севастополь, – повторил Саша.
– Ты здесь нужен, – ответил дядя. – Тебе в университет идти. Выучишься, будешь честным чиновником, да ещё умным, что важнее. Если даже со службой не заладится, если будешь век коротать в Рождествено, и то пользы от тебя больше, чем под Севастополем. Здесь да в деревнях – две тысячи сто двадцать восемь душ. Можешь на досуге и баб посчитать. Этим душам нужен администратор, не меньше, чем Измирской губернии. Управляющий крадёт, когда за ним не смотрят, когда же это наше барство поймёт? Был бы для мужиков и баб нормальным английским лендлордом. Мне-то ведь недолго век коротать. Страшно подумать, кому Рождествено достанется, если не тебе. А ты – «в Севастополь».