Дочь княжеская. Книга 1
Шрифт:
— С ней… всё будет хорошо? — тревожно спросила Хрийз.
— Да. Я вовремя. Всё будет хорошо, милая. Иди…
Хрийз ушла. Вернулась в свою палату, долго не находила себе места. Затем бросилась на постель, не раздеваясь, скрутилась в позу эмбриона и тихо, отчаянно заплакала.
Падал снег. Первый снег в этом году, мокрый, мелкий, переходящий временами то в моросящий дождь, то, после кратковременного падения температуры, в в снежный ливень. Жемчужные поля спешно готовили к долгой зимовке; работы не убавлялось. Хрийз работала по новому графику, и потому уже не выматывалась так,
Какая-то вывернутая здесь магия: вроде бы она у тебя есть и вроде бы ты имеешь полное право ею пользоваться без нареканий со стороны княжеского патруля, но с жемчужницыным паразитом не справляешься. Не справляешься и всё. Хоть головой о камень бейся!
Таачт Црнай опять выволакивал с жемчужного поля на своём горбу. Помог гидрокостюм расстегнуть.
— Будь же ты повнимательнее, — сказал Таачт. — Сколько можно подставляться?
— Не знаю, — расплакалась Хрийз. — Не знаю я!
— Пойдём, провожу на берег. Пойдём, не возражай, несчастье ты ходячее.
На берегу поймала злобный взгляд Млады, явившейся встречать. Брошенный вскользь, почти сразу же потушенный, но он был, и Хрийз гадала, что это могло значить. С Младой вообще как-то отношения испортились. На прямые вопросы в чём дело. Млада отмалчивалась или сердито высказывалась в духе: не твоё дело. Как же не моё, обиженно думала Хрийз. Ещё как моё! Но откровенного разговора пока не получалось совсем…
Хрийз возвращалась из галантерейной лавки, где купила непромокаемую пряжу, несколько разноразмерны крючков для вязания и коробочки с деревянными украшениями в виде рыбок. Погода портилась, юбка с непромокаемым подолом пришлась бы кстати. Деревянных рыбок можно было вшить в концы пояска или украсить ими швы или просто браслетик на руку сплести, — это Хрийз ещё толком не решила.
Она шла вдоль набережной, думала, как придёт к себе, согреет счейг, долго будет держать в озябших руках горячую чашечку, потом выпьет… Над морем летели рваные облака, ветер швырял в лицо солёные брызги. Солнце изливало в мир холодный вечерный свет, небо полыхало зелёновато-алым огнём, тянулась по тёмным волнам пылающая дорожка — прямо в самый центр заката, в чуть сплюснутый диск цвета бледного золота, уже коснувшийся краем горизонта.
Откуда-то с высоты донёсся печальный пронзительный крик. Журавли! Хорошо знакомый по учебникам, фильмам, виденный лично когда-то давным-давно, ещё в детстве, клин, уходящий влево и вдаль.
И внезапно пронзило красотой этого мира, яростной и стремительной как ураган, великой и грандиозной, как вселенная, непредставимой и мощной, как любая стихия. Море. Громадное небо. Журавли, уходящие в закат. Хрийз твёрдо знала, что не забудет увиденное уже никогда…
Возвращалась уже в густых малахитовых сумерках. Тёплые оранжевые фонари подсвечивали дорожку, уводившую вверх, всё время вверх. Конечно, из окон прекрасный обзор и всё такое. Но, честное слово, лучше обитать где-нибудь вровень с морем! Не пришлось бы тогда по утрам бежать вниз, а по вечерам ползти вверх. Лесенки, лестницы, просто уклоны, — без конца…
В
Хрийз осторожно подошла, стараясь не наступить на осколки.
— Эй, — окликнула она тень тихонько. — Эй, ты чего? Что с тобой? Тебе помочь?
Человек рывком вскинул голову. Хрийз невольно отшагнула назад. Бессознательно положила ладонь на рукоять ножа; не то, чтобы она выучилась владеть ножом как следует, просто привыкла к нему, привыкла всегда носить с собой, здесь это не вызывало вопросов. Инициированный клинок ответил привычным теплом…
— Господи! — поражённо выдохнула Хрийз, вглядевшись в бледное лицо. — Млада!
— Это ты… ты… — нетвёрдо выговорила та, и Хрийз поняла, что подруга пьяна, если не хуже.
Как она там говорила, объясняя своё присутствие в Службе Уборки Сосновой Бухты? Сгрызла лишку? Вот похоже именно на это. Полный неадекват на почве наркотического опьянения.
Хрийз не подумала, куда лезет, из головы выветрился факт, что Млада крупнее, старше и тем же ножом владеет виртуозно, а без ножа не ходит в принципе. В пьяном состоянии кто знает, на что она может решиться; но у Хрийз и мысли не возникло поберечься.
— Ну-ка, пойдём, — она решительно взяла Младу за локоть, заставила подняться. — Пойдём, пойдём. Нечего потому что. Пойдём.
Млада не стала буянить, пошла покорно, икая и размазывая по щекам слёзы. Она успела где-то вымокнуть и вымазаться, в луже валялась, что ли? Двигалась нетвёрдо, но хотя бы сама. И команды, отдаваемые в приказном тоне, выполняла послушно. Волоком на себе тащить не пришлось, и на том спасибо.
Пока Хрийз грела счейг, Млада сидела неподвижно у стола, сидела так безучастно и отрешённо, что становилось за неё страшно. Ладно, к утру она протрезвеет и вернётся в себя… а если не сможет? И останется тихопомешанной на всю жизнь? Врачей вызвать? А хуже не будет? Чёрт…
— Пей, — Хрийз поставила перед подругой дымящуюся чашечку. — Пей, пей. Ну же; хуже не будет…
Млада взяла в руки чашечку, и вдруг снова заплакала. Слёзы лились потоком. Хрийз не пыталась помешать, просто сидела рядом, слушала бессвязный пьяный лепет. Не сразу, но всё же удалось разобрать: Млада поссорилась с мужем. И? И он в запале наговорил ей много разных всяких слов.
— Такое говорил… и так… — всхлипывая, рассказывала подруга. — Как он мог, а? Как?!!
Но какие именно слова она услышала, Млада не уточняла. А Хрийз с тоской вспоминала соседей и их дочку Валерку, Валерию. Лерой она себя звать запрещала. Только Валерка, или уже полным именем, Валерия. Такая это была весёлая хохотушка, такая красавица, с примесью армянско-грузинской крови, яркая, черноволосая и чернобровая, с голубыми глазами, с точёной фигуркой, на пять лет старше Христинки… Замуж пошла по великой любви, ну а как же иначе. Какая свадьба была у них… полГеленджика гуляло. Голуби, взмывшие в небеса. Машина, белоснежный лимузин, взятый напрокат… И катер увёз в морскую даль, в короткое свадебное блаженство на три дня, куда-то, говорили, аж под Сочи…