Дочь Льва
Шрифт:
Конечно, сначала Али ей не поверит, но он слишком мудр, чтобы полностью отвергнуть ее обвинения. Он проведет расследование, и его шпионы выявят правду. Очень скоро Исмал окажется в руках искусных палачей. Он умрет ужасной смертью, как того и заслуживает, но ее руки не будут обагрены кровью. В это время она будет далеко отсюда, возможно, одинокая и нежеланная, но с чистой совестью. В Албании ее даже могут объявить героиней, и ей этого будет достаточно, сказала себе Эсме. Этого — и еще удовлетворения от медленной, мучительной смерти Исмала.
Эти
— Мне бы следовало придержать язык, чтобы не вызвать вашего неудовольствия, — говорил Исмал. — Но даже если вы меня за это убьете, я должен высказать вам, что лежит у меня на сердце. Моя любовь к вам слишком велика, чтобы я поступил иначе.
Али хохотнул:
— Я вижу, от красоты английского лорда у тебя протухли мозги, мой маленький кузен. Девушка должна уехать. Ей давно следовало уехать со своим сводным братом. Сейчас не время дразнить британцев. Они и так злятся на резню, которую я устроил этим подлым патриотам, и готовы причинить мне неприятности еще и в связи с сулиотами. Нужно время, чтобы они успокоились. Я хочу, чтобы наши гости попали под опеку Британии, прежде чем начнутся переговоры.
— Они вообще не пойдут на переговоры, если вы дадите девушке возможность заранее отравить им мозги. Вы видите, как она оскорбляет лорда и его короля. Пошлите ее в изгнание к людям, которых она ненавидит, выставьте ее на их презрение — и тогда уже вы станете ее врагом.
— Да, это было бы ужасно, — ответил Али. — Я прямо весь дрожу при мысли о ее недовольстве. Интересно, что такого страшного она сделает? Заплачет? Обругает меня? Топнет ножкой? Спаси Аллах! Мир содрогнется от ярости этой девочки! — Он разразился смехом.
Эсме скорчилась на полу.
— Возможно, она имеет целью месть. — Голос Исмала ни на йоту не выдавал раздражения. — Она знает, как вы хотите получить английскую артиллерию и советников. Она также сознает, что более либеральные из англичан будут настраивать свое правительство против вас. Она может им помочь, и они с радостью ею воспользуются. Ей будет нетрудно вопреки истине представить вас угрозой для цивилизации, еще большей, чем корсиканец Бонапарт.
Эсме вытаращила глаза. Она никогда не доверяла Исмалу. Не сомневалась в его виновности. И все-таки не могла поверить, что он произнес такую гадость или что Али останется спокойным, выслушивая предостережения этой змеи.
Но разве это не та угроза, к которой Али всегда готов прислушаться? Он все время воображает, что его преследуют. Он признает месть. Он сам мастер мстить — никогда не забывает обид и может полстолетия дожидаться расправы. Черт, а ведь Исмал знает, что делает; он играет на слабостях визиря, как на струнах своей кифары.
В тишине Али разразился хохотом. Как видно, на нем не так
— Знаешь, Исмал, ты сегодня меня повеселил. — Али поперхнулся. — Если бы я не знал, что ты трезвенник, то счел бы тебя пьяным. Ты просто слеп. Допускаю, она не хочет уезжать, но мстить? Ты забыл о красивом английском жеребце. Неужели ты думаешь, что он не стер из ее головы все горести?
— Она его презирает.
— В самом деле? Вот почему из всех мест в комнате она выбрала то, что ближе к нему. И села очень близко.
Эсме поморщилась.
— А когда я ее спросил, бьет английский меч медленно и глубоко или же быстро и свирепо, она покраснела, как спелая вишня.
— Любая девица покраснела бы от таких речей, — сказал Исмал.
— Девица не поняла бы или обвинила меня в том, что я слушаю грязные сплетни.
Эсме закрыла пылающее лицо руками. Она могла бы догадаться, что Али неспроста так сказал. Она должна была сообразить, что выдала себя. Любой догадается.
— А она поняла, потому что чувствует его удар или хочет почувствовать, — сказал Али. — Ее злость — это огонь любви, я так ему и объяснил. Она молода, бедное дитя. Она сама не понимает, что испытывает к нему страсть. И естественно, ее ум смущен смертью отца. Она как раненое существо, которое слепо бьет того, кто пытается помочь. Но английский лорд ее вылечит. Я ему посоветовал, как это сделать: сладкими словами и нежными ласками.
Эсме закрыла глаза. Сладкие слова. Нежные ласки. Не симпатия, а лечение. Манипуляция.
— Вы думаете, он примет ваш совет? — спросил Исмал. — Вы рассчитываете, что этот надменный дворянин возьмет на себя труд утешать ее любовной игрой? Ради вас или ради нее? Вы слишком верите в человека, про которого всем известно, что он продается.
— Мне нет нужды верить, — последовал твердый ответ. — Я ему хорошо заплатил, чтобы она своей волей пошла за ним. Видишь ли, этого хочет мальчик, а мальчик действительно проблема, как тонко распознал лорд.
— Мальчик? Я не…
Последовала короткая пауза, потом Али засмеялся:
— Наконец-то ты понял, почему твое щедрое предложение было холодно отвергнуто. У бедняги не было выбора, когда при нем мальчик. Подумай, что будет, если этот интеллигентный подросток расскажет старшим, что лорд Ээ-ди-мунд продал племянницу другого лорда проклятому варвару?
— Его повесят, — ласково сказал Исмал. — Значит, вы заплатили ему за то, что он должен был сделать в любом случае?
— Ах, у меня не было выбора, — печально сказал Али. — Этот человек хитер до отвращения. Он сказал, что не может ее продать. В то же время, отметил лорд, он ничего не сможет поделать, если она сбежит. Он утверждал, что она уже пыталась. Уж лучше я буду уверен в том, что она не сбежит. Ну и я предложил ему пятьсот фунтов за то, что он на ней женится. Сторговались на тысяче. Мальчик будет счастлив, а лорд отчаянно нуждается в деньгах. Я думаю, за тысячу фунтов он бы женился даже на тебе. — Али снова засмеялся.