Дочь оружейника
Шрифт:
– Так я выпью, чтобы поблагодарить вас за ваше посещение.
– Напрасно благодарите, мессир, я здесь не по доброй воле, а по приказанию монсиньора.
– А! Достойный епископ беспокоится о моем здоровье! Меня очень трогает его внимание.
– Если бы монсиньор желал осведомиться о вашем здоровье, то прислал бы своего врача… а я взялся доставить вам его приказание.
– Его приказание? – вскричал Перолио, с бешенством вскочив с ковра.
– Да, его приказание, – повторил граф хладнокровно. – Разве мы оба не служим
Начальник Черной Шайки в минуту успокоился и опустившись на подушки, проговорил:
– Любопытно знать, что мне приказывает монсиньор Давид.
– Вы это узнаете из его письма.
Ван Шафлер подал бумагу Генриху, который хотел вручить ее Перолио, но Ризо успел выхватить ее из рук оруженосца и, став на одно колено, протянул письмо своему господину. Итальянец посмотрел на печать епископа и, не развертывая пергамента, отвечал с дерзкой иронией:
– Можете поблагодарить вашего епископа и сказать ему, что я рассмотрю в другое время его послание и отвечу на него.
И бросив письмо с презрением на пол, он опять лег. Шафлер дрожал от досады, но старался удержать свой гнев.
– Я требую, именем монсиньора Давида, чтобы вы прочитали его послание и дали мне тотчас ответ.
– Это невозможно, мессир… здесь нет никого, кто бы умел читать… Мы не занимаемся науками.
– Я умею читать, – возразил Шафлер. – Дайте мне письмо.
– Я не могу сделать этого; если бы ваш епископ хотел доверить вам то, что заключается в этом послании, он не написал бы письма.
– Приказываю вам, именем епископа, прочитать письмо и отвечать на него, – вскричал рыцарь.
– Вы слишком смелы, мессир, – сказал Перолио, приподнимаясь на подушках. – Неужели вы думаете, что у меня есть время и охота заниматься разбором писания вашего незаконного епископа… Поговорим лучше о другом. Ризо, вина! Я хочу выпить в честь красоты и верности той, которую любит граф Шафлер. Здорова ли дочь оружейника, хорошенькая Мария? Знаете ли, что такую красавицу редко можно встретить. Я видел ее в Амерсфорте… в тот самый день, как вы там были, и чуть не влюбился в нее… Право, белокурая Мария мне очень понравилась, но я узнал, что сердце ее уже занято и, может быть, двумя…
– Мессир, опомнитесь! – проговорил Шафлер бледнея.
– Я не люблю идти по следам других, – продолжал бандит, злобно смотря на молодого человека. – Мне сказали, что вы хотите на ней жениться… я не поверил этой сказке. Можно позабавиться с хорошенькой мещаночкой, но дворяне не женятся на подобной дряни. Это бесчестье!
– Дворянин не может себя обесчестить тем, что дает свое имя честной девушке, – сказал с усилием Шафлер, терпение которого приходило к концу.
– Вы судите совершенно справедливо, мессир, но я не такой мудрец, как вы, и лучше выпью еще за белокурую красавицу. Неужели вы не выпьете со мной?
Шафлер молча оттолкнул бокал, поданный пажом. Перолио засмеялся.
– Как вы хладнокровны,
– Я здесь не жених девушки, достойной уважения, – вскричал Шафлер громовым голосом, – а посланный епископа. Если же вы осмелитесь в другое время произнести ее имя, я заставлю вас замолчать.
– А отчего же не теперь? – спросил Перолио. – Мне надоело лежать, вынимайте ваш меч, храбрый рыцарь, потому что я не раз оскорбил вашу красавицу.
Шафлер хотел бросить свою перчатку в лицо бандита, но вспомнив обещание, данное епископу, остановился.
– Ты можешь оскорблять меня безнаказанно, – проговорил он глухо. – Ты отгадал, что епископ запретил мне отвечать на вызовы.
– И вы сдержите это обещание?
– Надеюсь, что Бог даст мне на это силы.
– Ваше счастье, что мне лень и что так жарко, а то я бы нашел средство заставить вас драться.
– Ваши старания были бы напрасны.
– А если бы я оскорбил вас, назвал трусом, подлецом?
– Я презираю ваши оскорбления и не хочу отвечать на них.
– Но будете ли вы молчать, когда я плесну вам в лицо бокал с вином, потому что рука моя не достанет до вашей щеки?
И Перолио, смеясь, поднял бокал.
– Если вы посмеете это сделать, я в ту же минуту убью вас, как собаку.
– А! Так вот храбрость здешних дворян. Вы не хотите сразиться честно, а любите убивать безоружных. Вальсон! – вскричал он, обращаясь к своему офицеру. – Позови сюда товарищей, пусть они посмотрят на этого рыцаря, закованного в железо, которому епископ приказал быть подлецом. Можно оскорблять его и его красавицу, можно плевать на него и он будет молчать. Его латы и оружие защищают его только от мух.
Перенести более не достало бы человеческих сил, и Шафлер не удержал гнева. Он так сильно ударил по щиту, что звон раздался по всему лагерю, и закричал:
– Бездельник! Бери оружие и садись на лошадь; я омою в твоей крови все обиды, нанесенные тобой.
– Наконец-то! Видаль, оседлай Гектора и подай мои латы, а ты, Ризо, поднеси еще бокал храброму рыцарю; вино придает больше смелости.
– Мы находим храбрость не в вине, – сказал Шафлер, – только итальянские фанфароны стараются возбудить себя крепкими винами.
– Вам необходим монах, чтобы перед смертью выслушать вашу исповедь. Вальсон, позови Фрокара. Он врач и палач в моем войске, но был прежде монахом, и верно не забыл своего ремесла.
– Не богохульствуй, несчастный! – вскричал Шафлер. – Может быть, твоей душе скоро понадобятся молитвы.
Перолио, надевавший латы с помощью оруженосца Видаля, посмотрел угрюмо на графа и, подумав с минуту, остановился. Страшная улыбка мелькнула на его бледном лице.
– Что же вы медлите? – спросил Шафлер. – Не вы ли вызвали меня на бой?