Дочь палача и дьявол из Бамберга

Пётч Оливер

Якоб опустился на скамейку, которая угрожающе заскрипела под его весом, и покачал головой в недоумении.

– Убийцы… противоядие… иерихонские розы… – бормотал он. – Черт возьми, Георг, сколько ты выпил? Я даже отсюда чую перегар.

– Но это правда! – заверил его Георг. – Иеремия – убийца, он сам в этом сознался! И он отравил меня! Вот! – Юноша показал на кружку с отваром, по-прежнему стоявшую на столе. – Он подмешал сюда болиголов.

Палач взял со стола кружку. Его большой нос на мгновение скрылся в ней, словно стал

самостоятельным существом. Якоб с шумом вдохнул и покачал головой.

– Чтоб мне пусто было, если там есть болиголов, – проговорил он спокойно. – Болиголов воняет мышиным дерьмом. А здесь скорее… – Он снова понюхал. – Мята, мед, хм, может, кардамон, щепотка перца…

– И немного гвоздики из далекой Индии, – перебил его Иеремия. Он уже поднялся и неуверенно опустился на кровать. – Да еще дорогущий мускат. Это так называемый гипокрас, сваренный по рецепту греческого врача Гиппократа. Он придает сил и очень вкусный, между прочим, но ничего ядовитого в нем нет.

– Но… но вы же сами сказали, что там болиголов. – Георг совсем растерялся. Он переводил недоумевающий взгляд с отца на Иеремию и обратно. – Я же сам чувствую покалывание…

– В самом деле чувствуешь? – с хитрой улыбкой спросил Иеремия. – А может, ты просто сам все вообразил?

Георг смущенно подвигал носками. Действительно! Покалывание почти исчезло. Как такое возможно?

– Удивительная сила воображения, – сказал Иеремия. – Если постараться, можно внушить людям все, что угодно. Слово обладает живительной силой, а может и убить. Твой отец, по крайней мере, не хуже меня это знает.

– А как же иерихонская роза? – неуверенно спросил Георг, хотя уже догадывался, какой получит ответ.

– Иерихонская роза – это забавная, хоть и дорогая, игрушка, – пожала плечами Магдалена. – Она расцветает, если ее полить водой. Не слышала, чтобы она была сильным противоядием. Если б ты внимательнее занимался с отцом, то знал бы об этом.

Георг схватился за волосы. Он-то считал себя таким смышленым, а теперь получилось так, что сел в лужу перед отцом и старшей сестрой… Юноша сердито обернулся на управляющего:

– Вы… вы сделали это только затем, чтобы я держал рот на замке, так?

Иеремия вскинул руки, прося прощения.

– И это хорошо сработало. Поверь мне, Георг, одного этого убийства мне хватило. – Взгляд его померк. – Уже за это мне целую вечность придется страдать в аду.

– По-моему, вам следует объясниться, – сказала Магдалена и недоверчиво огляделась. – Но для начала я хочу взглянуть на детей. Детей и, возможно, еще кое-кого, – добавила она многозначительно.

Иеремия показал на маленькую дверь слева от полок.

– Георг сказал правду. Мальчики мирно спят у печи. Но пожалуйста, можете убедиться сами.

Магдалена открыла дверь и скрылась на какое-то время. Потом вернулась, и на лице ее было написано облегчение.

– Дети в порядке, – объявила она. – Судя по их перепачканным ртам,

они разве что объелись сливового варенья. Вот кого не хватает, так это Барбары.

– Барбары? – Отец взглянул на нее в недоумении. – Становится все интереснее! Хочешь сказать, Барбара все это время была здесь? Дьявольщина…

Он разразился потоком брани, но Магдалена оборвала его.

– Теперь это не имеет значения, – прошипела она. – Теперь, когда Матео на свободе, я все равно завтра привела бы ее назад. – Она строгим голосом обратилась к Иеремии: – Ну так где она?

Иеремия вздохнул:

– Вообще-то большую часть времени Барбара проводила у артистов. Я ее почти и не видел. Сегодня утром она вместе с ними отправилась в замок Гейерсвёрт. Видимо, помогала им с костюмами.

– Ну, пускай только попадется мне на глаза, – проворчал отец. – Но с этим мы потом разберемся. – Он повернулся к Георгу: – Теперь расскажи наконец, что здесь произошло.

Сын тяжело вздохнул и, потупив взор, рассказал о попойке в «У синего льва», а также о своих наблюдениях, осознанных только впоследствии. Об ингредиентах для снотворного, которые увидел у Иеремии, о его удивительных познаниях в латыни и сломанном клинке. Особое внимание Георг заострил на признании Иеремии в том, что он был палачом Михаэлем Биндером и совсем недавно совершил убийство.

– Он сам признался, что убил юную проститутку, – закончил Георг. – Только убийца мог знать о вскрытой грудине. Иеремия и есть оборотень!

Отец все это время слушал не перебивая. Теперь же он повернулся к Иеремии. Тот по-прежнему сидел на кровати и натирал мазью обожженное лицо.

– Это правда? – спросил палач.

Иеремия вздохнул:

– И да, и в то же время нет. Да, это я убил юную Клару. Но я никакой не оборотень. В этом вы должны мне поверить!

– Для этого хорошо бы выслушать тебя, – ответил Якоб.

Он вынул трубку и прикурил от горящей лучины, которую вытянул из печи. Вскоре к потолку потянулись клубы ароматного дыма и заглушили вонь, которую еще источала одежда палача.

– Ну, выкладывай! – потребовал он от Иеремии. – Или сначала попросить брата, чтоб уложил тебя на дыбу и помял пальцы в тисках?

Иеремия лукаво ему подмигнул:

– В том, что касается дыбы и тисков, поверь, вам обоим есть чему поучиться у меня.

Но потом улыбка его сразу померкла.

– Все так, как рассказал Георг. Да, когда-то я был палачом Михаэлем Биндером. Но Михаэля Биндера давно нет в живых, он умер почти сорок лет назад в корыте с негашеной известью. Однако вину, которую я взял тогда на себя, смыть не удалось. Только старое имя… – Старик вздохнул, и странный хрип вырвался из его груди. – Я так и не смог забыть облик моей возлюбленной Шарлотты, всякий раз ее образ являлся мне в сновидениях. И вот около года назад мне вдруг встретилась эта девица, похожая на Шарлотту, словно горошины из одного стручка…