Дочь партизана
Шрифт:
– Чем?
– Отвела меня в вендиспансер – то еще местечко. Жуткое заведение, на стенах плакаты выцветшие. Слава богу, меня ничем не заразили, однако легче не стало. Оказалось, я беременна.
– Беременна? Черт!
– Да. Насильники почему-то не обременяют себя гондонами.
– И что?
– Ничего? Вэл устроила аборт.
– О господи… – вздохнул Крис.
– Знаешь, когда-нибудь я рожу ребенка от хорошего мужчины, и я надеюсь, что тот малыш, перед которым я очень виновата, ко мне вернется, только теперь у него будет хороший отец.
– Ты станешь прекрасной матерью, – сказал Крис. – Отцу ребенка очень повезет.
Я сильно растрогалась и взяла его за
– Вообще-то я против абортов, – сказал он. – Но когда слышишь такие истории…
– Никто не хочет растить дитя насильника. Оно проклято. Вдруг насилие у него в крови? Ну вот, оправилась я не скоро.
– Подпольный аборт?
– Нет, Вэл договорилась, нормальная была больница, все такое. Хорошее место, чистота, много молодых женщин, все сочувствуют. Но потом на улице у меня пошла кровь. Текла по ногам, все изгваздала. Вот почему я люблю чернокожих – какой-то негр побежал к таксофону и вызвал «скорую».
Крис смотрел скептически:
– Нельзя полюбить всю расу лишь за то, что один ее представитель был к тебе добр.
– А я вот ненавижу боснийцев, потому что мне встретился один боснийский подонок, – сказала я.
– По-моему, ты слишком обобщаешь, – возразил Крис.
Я знала, что он прав, но такая уж я уродилась.
– А что, ты не любишь чернокожих? – спросила я.
– Я их почти не знаю. Вот знакомых азиатов много – врачей, они медоборудование покупают.
– В общем, потом я поправилась и вернулась в клуб, – продолжила я. – И тогда привязалась мысль: надо убить Большую Сволочь и его напарника. Никак не могла от нее избавиться. Только о том и думала.
– Вполне объяснимо, – сказал Крис. – А ты впрямь способна на убийство?
– А ты сомневаешься? – ответила я, и он рассмеялся:
– Ну да, ты партизанская дочка.
– Я серьезно, – сказала я, не отводя взгляд. – Хотела их убить. Надела туфли, которые мне велики были, перчатки по локоть и черное платье, пошла на рынок и купила великолепный нож.
– Великолепный нож?
С пола я подняла свою сумку, достала нож и подала его Крису:
– Только осторожно, очень острый. Один знакомый повар-киприот заточил. О нем я тебе не рассказывала. Сказала ему, что для мяса.
Крис разглядывал изделие фирмы «Сабатье» – превосходный разделочный нож с черной клепаной ручкой.
– Острый, хоть брейся, – сказала я.
Крис чиркнул ножом по волоскам на руке.
– Господи, ты повсюду носишь его с собой? – спросил он. – Смотри-ка, даже чехол соорудила. – Крис вернул нож. – Надо запомнить, что лучше тебе не перечить. Надеюсь, ты им не воспользовалась?
Я помешкала. Хотелось сказать: воспользовалась. В смысле, интересно было бы признаться в убийстве. Но я ответила:
– В клубе он больше не появился. Я-то думала, он придет, я его подпою, а потом заманю под арку на Кингс-Кросс или в пустой пакгауз в Детфорде. Скажу, мол, едем ко мне, будешь у меня вопить от наслаждения и все такое. Помнится, отец говорил, что нельзя вонзать нож в грудь, потому что ребра – как пружины, зажмут лезвие и обратно уже не вытащить. Я готовилась ударить под ребра, чтобы проткнуть сердце. – И я показала, как снизу засадила бы нож.
– И сейчас хочешь его убить? – спросил Крис.
– Есть такая маленькая мечта. Хотя, наверное, кто-нибудь его уже прикончил.
– Я тебе очень сочувствую, – сказал Крис, и глаза его опять увлажнились.
– Когда меня выбросили около клуба, я полезла в сумку и нашла кучу денег от Большой Сволочи.
– Надо же, как странно, – удивился Крис.
– Ничего странного. Откупные. Вроде платы за услуги.
– Мне бы и в голову не пришло.
– Из этих денег
Крис сцепил пальцы и подался вперед.
– Всей душой тебе сочувствую, – повторил он.
Какой он милый, подумала я. Что ж я с ним делаю?
– Ты ничего не заметил? – спросила я. – За две последние встречи что-нибудь изменилось?.. Ну же, Крис!
Он смотрел недоуменно.
– Я бросила курить, потому что тебе не нравилось. – Я прям лопалась от гордости.
– Бросила курить? Вот так запросто? Невероятно. Поздравляю! Нет слов… Прости, что не заметил. Тебе же не терпелось сказать…
– Значит, не так уж сильно пристрастилась. Но я видела, что тебе неприятно. Да и самой надоело. Сижу тут, хлещу кофе, а на душе кошки скребут. Мне уж от себя тошно. Устала от себя, кофе и курева. Теперь растолстею.
– Ты мне и толстой понравишься, – сказал Крис.
Его ждала встреча с доктором Сингхом. На пороге мы крепко обнялись, и я просто физически ощутила его сочувствие. Какой же он хороший, подумала я. Потом опять уселась в кухне и стала о нем мечтать.
25. Куртизанка
Как и все прочие, вечно ждут чуда.
Я пришел сразу после Уимблдонского турнира. Помнится, пребывал в легком расстройстве – Крис Эверт проиграла Мартине Навратиловой [44] . Потому что Крис Эверт очень хорошенькая. Иначе мне было бы все равно. Я давно знаю, что я человек поверхностный, и уже с этим примирился. Утешаю себя тем, что и все остальные не глубже.
44
Соперничество теннисисток Крис Эверт (р. 1952) и Мартины Навратиловой (р. 1956) продолжалось с 1973 по 1988 г.; здесь имеется в виду финальный матч Уимблдонского турнира, состоявшийся в субботу, 7 июля 1979 г.
Был понедельник. Трудно поверить, что через столько лет я помню день недели, однако помню, потому что в машине дочь крутила радио и поймала станцию, где кто-то пел «Отчего мне не люб понедельник?» [45] , и я подумал: оттого, что все ненавидят эти треклятые понедельники, вот отчего. Даже, наверное, сибариты. И даже сама королева.
Впрочем, мне выдался неплохой понедельник, потому что с букетом хризантем я собирался заглянуть к Розе.
Как обычно, дверь открыл Верхний Боб Дилан. С ним была миловидная блондиночка, и я подумал: везет же некоторым. Блондинка эта, которую звали Сара, изменяла своему голландскому алкоголику, и Боб Дилан считал, что ситуация весьма запутанна. Но все равно я ему позавидовал.
45
«Мне не люб понедельник» (I Don’t Like Mondays, 21 июля 1979) – песня Боба Гелдофа, записанная его группой The Boomtown Rats сначала синглом, а затем на альбоме The Fine Art of Surfacing. Композиция была написана после трагедии в Сан-Диего, Калифорния, где в понедельник, 29 января 1979 г., 16-летняя Бренда Энн Спенсер из окна своего дома открыла стрельбу из автоматической винтовки по ученикам начальной школы, убила двух работников школы и ранила восемь учеников и полицейского. Объясняя свое поведение, она сказала: «Не люблю понедельники, а так все же повеселее».