Дочь пекаря
Шрифт:
Прошло много лет, кое-что переменилось, но в основном пекарня Шмидта осталась прежней. Тот же укроп на окне – теперь он сидел в большом горшке. Корзины с хлебом выстроились на полке точно так, как она сама их ставила. Вместо деревянных столиков – пара пластиковых, но в прежнем тесном уголке. Все – как в сбывшемся сне, но не совсем.
– Вам подсказать? – спросил молодой человек на кассе.
Элси стало неловко, будто она здесь чужая. Синяя блуза в маргаритках и модные локоны здесь как-то неуместны. Элси Шмидт вспоминала каждую деталь с нежностью и скорбью, но
– Не, я Мориц. Гуго на кухне. – Он переложил сласти на поднос. Элси узнала Mandelkekse, миндальное печенье.
– А Лилиан дома?
Мориц помедлил и поставил поднос в стеклянную витрину.
– Вы ее подруга?
У Элси внутри кольнуло.
– Я Элси. Дочь Макса и Луаны.
Глаза Морица выросли с конфеты на прилавке.
– Ack ja! Как вы рано! Пожалуйста, проходите. – Он вышел из-за кассы. – Я Мориц Шнайдер.
– Шнайдер? – Элси пожала ему руку и улыбнулась. – Вы не родственник Битси Шнайдер?
– Это моя мама! – Он ткнул себя в грудь. – Младший сын.
– Мы были знакомы, – сказала Элси. – Помнится, внутри мамы вы сильно пихались. – Она погладила себя по животу, и Мориц рассмеялся:
– Фрау Шмидт рассказывала. – Улыбка сошла с его лица. – Хорошо, что вы приехали.
Сердце Элси запнулось под ребрами.
– Идите. – Он взял у нее сумки. – Они там, с ней.
Он подвел ее к двери, которой она не узнала; новая стена отделяла пекарню от кухни и лестницы в жилые комнаты. Второй этаж тоже отремонтировали. Стену, в которой она прятала Тобиаса, снесли, места стало больше, и туда поставили огромный телевизор. Родительская спальня осталась как была, но второй этаж достроили, за деревянной лесенкой – еще две комнаты. Там, видимо, спальни Юлиуса и Лилиан.
В телевизоре мелькали черно-белые картинки. Вот здесь я спала и играла с Гейзель в переодевания, подумала Элси. Шаг вперед: а здесь мы с Тобиасом праздновали мой семнадцатый день рождения. Еще шаг: а здесь стоял майор Кремер. И еще: а здесь мама рассказала мне свою тайну. Столько незабываемых мгновений хранило это место, но теперь все здесь переменилось.
Мориц поставил сумки у дивана, подошел к двери родительской спальни, постучал:
– Лилиан? (Дверь отворилась.) Она здесь, – сказал Мориц.
– Тетя Элси? – прошептала Лилиан и выглянула. – Тетя! – Она обняла Элси, как будто они всю жизнь прожили вместе. Ее плечи тряслись. – Как я вам благодарна, что вы приехали!
– Ну, ну, – успокоила ее Элси. – Как она?
– Все так же. Вы приехали вовремя. – Лилиан утерла слезы.
Лилиан посылала ей свои фотографии, но Элси впервые видела племянницу вживую. Она была
– Как ты похожа на маму. – Она потрогала Лилиан: настоящая, не призрак.
Лилиан опустила голову:
– Бледная копия.
– Нет, – возразила Элси. – Ты взяла от нее лучшее. – И она обняла Лилиан, пряча слезы.
– Идем. Они ждут, – позвала Лилиан.
В маминой комнате занавески были опущены. Маленькая лампа на тумбочке озаряла постель розовым.
– Элси приехала, – объявила Лилиан.
Тонкие мамины пальцы шевельнулись на пододеяльнике, расшитом эдельвейсами.
– Элси?
Колени у Элси подгибались, ноги не держали. Она присела у маминой постели.
– Милая, дай на тебя поглядеть. – Мама ладонями подперла подбородок и придвинулась к свету.
Губы ее были желты, лицо исхудало, а провалившиеся, измученные глаза так потемнели, были полны такой усталости, что Элси больно было смотреть; но мамино прикосновение осталось нежным, и кожа пахла так же сладко.
– Моя прекрасная дочь, – сказала она.
Элси поцеловала ее ладонь.
– Правда, Макс?
Папа сидел на том краю постели, склонив голову.
– Ja, Луана. Мои девочки… самые красивые в Германии. – Он сглотнул и сцепил пальцы.
– Как моя внучка? – спросила мама.
– Хорошо. – Голос Элси прервался.
– Крепкая, здоровая?
Элси кивнула:
– Имбирные пряники так и метет.
Мама удовлетворенно хмыкнула и сказала:
– Прости, что оторвала тебя от дочки и Элберта.
– Все нормально. Я и сама хотела приехать. И Эл хотел, но мы боялись, что… – Она прикусила губу и посмотрела на папу.
Тот прокашлялся и встал. Он был куда ниже ростом, чем его помнила Элси.
– Пойду супу принесу. Лилиан, пожалуйста, помоги.
Лилиан вышла с ним.
Мама погладила Элси по волосам.
– Мне нравится, когда они распущены. Как когда я расчесывала тебя и Гейзель перед сном. Помнишь?
– Приходится их утюжить, чтоб так лежали. – Элси шмыгнула носом. – Иначе вьются. Вот у Гейзель волосы были шелковистые, гладкие.
– У тебя папины волосы. Если уж решили с утра встать торчком, их до вечера не уложишь. Буйные, – усмехнулась мама. – У Гейзель – как у меня, а погляди-ка, что с ними стало. – Она коснулась виска. – Висят как сосульки. Приходится косичку заплетать, чтобы не было видно, где повылезли.
Элси пыталась держаться, но тут начала судорожно всхлипывать.
– Ну, ну, я неудачно пошутила, – подбодрила мама и приподняла край одеяла: – Иди сюда, залезай ко мне.
Элси сбросила синие лодочки и легла рядом. Мама была костлявая, тоненькая как тростинка, шерстяное одеяло не грело ее. Элси прижалась к матери и ногами в чулках потерла мамины босые ступни.
– Как я скучала по своим девочкам, – прошептала мама и поцеловала Элси в лоб.
Элси слушала, как стучит мамино сердце, и считала удары. Хоть бы они продолжались еще, еще и еще.