Дочь полковника
Шрифт:
Том встал и принялся нервно расхаживать по тесной комнатке. Мистер Джадд следил за ним с живым научным интересом.
— А сам ты схваток не чувствуешь, Том?
— Нет, — сухо ответил Том. — Не чувствую. Но раз вам так приспичило, я вроде как озноб чувствую и одно думаю: поскорее бы все кончилось, и благополучно.
— Говорят, — задумчиво произнес мистер Джадд, — что доподлинный отец всегда схватки чувствует, как роженица, где бы он ни находился.
— А я вот не чувствую, — почти огрызнулся Том.
— Сам-то я тоже никогда их не чувствовал, — великодушно сообщил мистер
— Ага, — рассеянно отозвался Том, все еще тревожно меряя шагами пол.
— Ш-ш! — воскликнул мистер Джадд. Они прислушались, и Том возобновил свои метания.
— На твоем бы месте, Том, — благодушно посоветовал мистер Джадд, — я бы сел да успокоился. Ну что толку восьмерки выписывать, будто ты полицейский и не туда смотришь.
— И я бы на вашем сидел да посиживал, — кисло отпарировал Том. — Да только я же на своем!
— Жаль, что твои папаша с мамашей сюда не пожаловали. Пора бы уж сменить гнев на милость, как-никак первый их внук рождается. Вот бы и посидели все вместе по-семейному. Не по-человечески это, на свою плоть и кровь зуб держать.
Том буркнул что-то невнятное. Ему не нравились напоминания, что его родители возражали против того, чтобы он женился на Лиззи — «на гулящей девчонке без царя в голове», как выразилась его мать, — хотя, скрепя сердце, кое-какую мебель они им и отдали.
— Придут еще, куда они денутся, — пробормотал он.
— Что же, — сказал мистер Джадд, опасаясь, не уронил ли он свое достоинство, обратив внимание на столь язвящее отсутствие, — потеря невелика, не при тебе будь сказано, малый.
— Да ничего, — ответил Том, сам не зная, что именно он имеет в виду, но смутно и тоскливо ощущая, будто все пошло вкривь и вкось. Стать мужем и отцом в двадцать один год, не видеть впереди ничего, кроме добродетельного однообразия, размеченного сменой лет, точно придорожными столбами, — перспектива не из самых приятных. Да уверен ли он хотя бы, что младенец, который вот-вот сделает первый вдох, действительно его? Медлительный мозг Тома поздновато осознал, что с самого начала все думали только о Лиззи, о ее репутации и будущем, и никто не подумал о нем. Кроме его родителей, но от них он слышал только попреки. В конце-то концов больше ли он виноват, чем Лиззи? Это же она напросилась, и ничего слушать не желала, когда он ее предупреждал. И вот теперь они на всю жизнь угодили в ловушку… Может, лучше было бы махнуть рукой и не спешить подзакониваться?.. Он спохватился, что мистер Джадд продолжает говорить.
— Да, — произнес мистер Джадд, словно размышляя вслух, — странно все это. Мы же не просили, чтоб нас родили, а вот родились, а как немножко осмотрелись да устроились, бац! — уже детьми обзаводимся, которые не просили, чтоб мы их рожали. Вот так и идет,
Том прямо-таки застонал. Мистер Джадд с мучительной точностью излагал его собственные мысли.
— Тем не менее, — продолжал мистер Джадд уже веселее, — я такого мнения держусь: никудышная та душа, которой ничто не в радость.
Прислушавшись, не идет ли кто-нибудь, мистер Джадд с заговорщицким видом извлек из кармана бутылочку.
— Я по дороге в «Оленя» заскочил, — сообщил он конфиденциально, — и взял четвертинку рома. В жизненных трагедиях ничего лучше рома нет. Сбегай-ка на кухню, Том, — только прежде посмотри, не там ли мать, — да притащи пару стаканчиков, горячей воды и сколько-нибудь сахару.
Пыхтя от умственного напряжения, мистер Джадд смешал в двух стаканах ром с водой и отхлебнул из одного с критическим видом.
— Не довоенный, конечно, а ничего! — произнес он свой приговор. — Ну, удачи твоему сыну, а моему внуку, Господь его благослови, хотя и явился он непрошеный.
— Удачи, — повторил Том.
— Я что всегда говорю? — продолжал философствовать мистер Джадд. — Что толку к сердцу принимать и себя изводить? Твержу матери, твержу. И что ж ты думаешь? Как об стенку горох, будто я и не говорил ничего. Колготится, изводится что утром, что днем, что вечером. То есть, если бы я ей спуску давал. Но у меня — шалишь! И ты последи, чтоб Лиззи не начала тебя поедом есть. Не то уж тебе спасения не будет. Разве что глухим прикинешься, так она тебя живо раскусит.
— Да как их остановишь-то? — возразил Том.
— Твердость! — назидательно произнес мистер Джадд. — Как говорится, железная перчатка на бархатной руке. Потачки не давать, да и посмеяться не грех. Запомни мои слова, Том: нюхать тухлую рыбу пользы нет, и верить, что фунтовые бумажки на крыжовнике растут, тоже толку мало. Хорошему, солидному человеку жизнь нужна хорошая, солидная, без ерунды. По сторонам не глазеет, делает свою работу и никому ничего не должен. Нынче как? Тут помогите, там подсобите, да еще государственные вспомоществования — нет, это не по мне. Кто себя уважает, тот сам себе помогает и ни у кого помощи не клянчит — ни у Господа Бога, ни у лорд-камергера, ни у самого короля, долгого ему царствования!
— А как же… — начал было Том, но тут дверь распахнулась, и вошел Маккол, держа на руках одеяльце, в котором извивалось что-то вроде красной безволосой мартышки самых преклонных лет. Мистер Джадд и Том уставились на нее как завороженные.
— Ну вот, Стратт! — произнес Маккол с фальшивой бодростью, протягивая сверток Тому. — Приветствуйте своего первенца. Это девочка, и мать велела непременно вам передать, что она хочет назвать ее Джорджиной в честь мисс Смизерс.