Дочь последнего дуэлянта
Шрифт:
– В этом случае я была бы так счастлива, что ее враждебность меня бы не испугала, – с подкупающей искренностью ответила Изабель.
Последовало молчание, но длилось оно недолго.
– Что ж, – вновь заговорил поэт с несвойственной для него грустью, – я догадался об этом, потому что ваши прекрасные глаза не умеют пока ничего скрывать, но не хотел верить своей догадке. Благодаря сцене, которую мы с вами наблюдали, я убедился в своей правоте. А поскольку я прав, то хочу предупредить вас: ведите себя крайне осторожно. Если вдруг вам ответят взаимностью, вам может грозить опасность.
– Ваше предупреждение очень трогательно, и я вам за него благодарна,
На этом разговор оборвался. Госпожа де Рамбуйе позвала Вуатюра, и ему ничего не оставалось, как поспешить к ней. Изабель осталась на своем месте, и к ней тут же подошел Франсуа.
– О чем это вы беседовали со старичком Вуатюром? Я наблюдал за вами – разговор был весьма оживленным.
– Ты по-прежнему самый любопытный из всех братьев на свете! Да, мы беседовали, и очень оживленно, стараясь развлечь друг друга.
– Стараясь развлечь?! Но разве мы не в самом изысканном салоне Парижа, скажу больше – всего королевства, где каждый шаг – событие, украшающее жизнь? И…
– Разве маркиз де Монтозье не сегодня завоевал даму своего сердца после многолетних усилий? Это вы хотели сказать?
– Вы справедливо упомянули о многолетних усилиях. Наш славный маркиз потратил немало лет и, я уверен, не меньше денег, чтобы добиться своей цели. Меня восхищает его отвага, он готов принять в объятия даму, чьи весенние цветы вот-вот увянут, их сменят желтые листья, и вряд ли от такого растения можно дождаться плодов.
– Извольте сейчас же замолчать, злой негодник! Куда разумнее было бы оставить вас дома читать романы вашему ненаглядному больному!
Юный де Бутвиль сморщил длинный нос и сделал гримаску, выражающую недовольство.
– Ни за что! Ни в коем случае! Я предпочел сам оставить это почетное место, не дожидаясь, пока меня попросят уступить его.
– Попросят уступить? Вас? Монморанси? Но кому?!
– Сердечному другу, кому же еще? Очаровательному маркизу де Ла Муссэйе, который стал им во время службы в Аррасе и с тех пор не устает смотреть на Людовика томным взором.
– А он… он отвечает на томные взоры? – поинтересовалась Изабель, тоже невольно сморщив нос и сделав гримаску.
– Когда как. Все зависит от настроения. Под Аррасом маркиз добился кое-каких успехов. Жизнь в военных лагерях сурова, и воинам случается порой возвращаться в героические времена древних греков… Или римлян…
– Но не вам, я надеюсь, – быстро произнесла Изабель, почувствовав, как сердце у нее защемило от тоски, и услышала в ответ насмешливый голос Франсуа:
– Мне нет, я далек от подобного рода радостей. У меня вся жизнь впереди, чтобы ухаживать за хорошенькими девушками. А у герцога теперь все по-другому. Посмотрите правде в лицо, Изабель! Его женили против его воли на коротконогой дурнушке, которая пылает к нему такой страстью, что от одной только ночи рядом с ней он занемог тяжелым недугом. И до тех пор, пока кардинал будет жив, избавиться от нее нет никакой надежды. А прожить он может еще очень долго. Это только так говорят, что он умирает. Мы-то видим, что он всеми силами цепляется за жизнь.
Веселый смех и аплодисменты положили конец их негромкому разговору. Необычайно серьезно, но со слезами, блестевшими на ее прекрасных глазах, госпожа де Рамбуйе объявила о помолвке ее дочери Жюли с маркизом де Монтозье. Франсуа снова сморщил острый нос с предерзким
– Не стоило бы нашей обожаемой и добросердечной маркизе так волноваться. Объявление о помолвке всего лишь справедливое вознаграждение тому, кто его заслужил. Но что-то мне подсказывает, что флердоранж мы увидим на невесте не завтра.
– Что за фантазии, право! Вы же сами только что говорили, что время весны…
– Скажем откровенно, она вдвое старше вас и вполне могла бы быть вашей матерью. И моей тоже.
– Не говорите глупостей, злой мальчишка! Наша дорогая Жюли…
– Вы лучше ее послушайте! Она говорит.
В самом деле, дорогая Жюли, поднеся к глазам тонкий батистовый платочек – на тот случай, если вдруг из них польются слезы, – растроганно поблагодарила верного поклонника, но попросила дать ей еще немного времени перед тем, как она вступит на путь подготовки к свадьбе. Ей нужно прийти в себя от радостного потрясения, поблагодарить Господа Бога за ниспосланное ей счастье. Еще она хочет сохранить хоть на какое-то время чудесное состояние «девушки» и пожить еще немного возле своей горячо любимой матери. Она пообещала в один из прекрасных дней отдать свою руку верному обожателю, но попросила его еще немного подождать.
Не желая прослыть грубым, маркиз дал согласие, что означало новую отсрочку. А что он мог поделать? Ничего другого ему не оставалось.
– Ну? Что я говорил? – торжествующе воскликнул Франсуа, но Изабель на него даже не взглянула.
Все глаза были устремлены на вновь прибывших гостей, которые вошли с громкими поздравлениями. Это были Людовик де Конде собственной персоной в сопровождении трех молодых дворян, один из которых был не старше Франсуа.
– Вот и де Ла Муссэйе, – процедил Франсуа сквозь зубы. – Ветрогон. Похоже, прилип и не хочет отлипать. Что ж, будет повод позабавиться. Посмотрим, как будет выкручиваться Его Высочество, оказавшись между возлюбленной и утешителем.
У Изабель не хватило душевных сил поставить брата на место. Она скользнула равнодушным взглядом по маркизу и убедилась, что он очарователен. Герцог Энгиенский поздоровался с хозяйкой дома и сказал ей комплимент. Потом поздоровался с матерью и сестрой, а затем взял за руку Марту дю Вижан и отвел в сторону, нисколько не помешав общему разговору, продолжавшему блистать остроумием и вызывать взрывы смеха.
Со своего места Изабель видела, каким гневом вспыхнули прекрасные глаза ее кузины, и поняла, как прав был Вуатюр. Любовь, которую питала Анна-Женевьева к брату, выходила за пределы родственной привязанности. И дело было не только в гордости за свою принадлежность к высшей знати, когда она говорила, что дочь маркиза дю Вижана недостойна соединиться с принцем крови, поэтому ради нее не стоит стараться и нарушать таинство брака. Изабель тоже слышала из уст кузины, что и она, хоть и Монморанси, а стало быть, цвет старинной французской аристократии, не может рассчитывать когда бы то ни было стать принцессой де Конде.
Судя по тому, с каким презрением Анна-Женевьева швырнула – иначе не скажешь – брату ту самую записку, которую ее так ласково просили несколько минут тому назад передать, могло произойти нечто неприятное. Франсуа уже было бросился к Людовику, чтобы как-то отвлечь его и разрядить атмосферу, но увидел, что два красивых и элегантных молодых человека, без всякого сомнения, братья, встали рядом с герцогом и безупречным поклоном поприветствовали его сестру. Лицо ее сразу просветлело. Изабель поймала Франсуа за рукав и остановила его.