Дочь реки
Шрифт:
Нынче прибыло в детинце, да не тех, кого хотелось бы. С утра самого, как только открылись городские ворота, пришел купец Плоскиня из Долоскова. С соседнего княжества он плавал по Волани к Стонфангу и обратно каждое лето. Прибывал по весне, еще когда та не успевала нагреться под светом Ока, а возвращался глубокой осенью, но так, чтобы успеть в Волоцке поторговать привезенными из южных земель тканями, медом и воском. Увозил в свою сторону полные кошели серебряных шелягов и даже порой золота. И с Владивоем всегда был вежлив и щедр: как без даров обойтись? Как без треб здешним
Сначала Плоскиня, как и водится, до святилища сходил. Всем покровителям рода Родиславичей жертвы вознести положенные, обратиться к ним под взором приглашенных волхвов — и тех одарить тоже во славу богов и для их милости. Съездил даже — толки дошли — и до Велесова святилища, что в развилке с притоком Волани стояло. А как купцу да Скотьему богу не поклониться лишний раз? Чтобы путь был легким и безопасным, чтобы торговля пошла хорошо. Он те святилища все вдоль русла знал, верно. Не во всех останавливался, да Волоцкое точно не пропустишь. А уж после и в детинец собрался. Ларь с собой прихватил большой и, верно, тяжелый, потому как два помощника из сыновей, что каждое лето с ним по реке ходили — сами уже мужи взрослые и крепкие — взопрели все, пока в небольшую гору его подняли.
— Нынче, знаю, многие купцы — и по крупнее, и победнее — решили другими путями до Стонфангаи на юг добираться, — заговорил Плоскиня, когда устроились они с Владивоем в общине. — Что там в свейских землях деется, я не знаю, конечно, но и от других весточка прилетала. Толковали уж прошлой осенью, что поведут многие варяги свои корабли через реку Лагонку. Ваши края стороной обойдут.
— Своих же испугались, — проворчал Владивой.
Хоть и ожидал он такого, а слышать все равно радости мало. Лагонка изгибалась с севера на юг сильнее, чем Волань, много петляла среди гор, а потому путь по ней был длиннее и неудобнее, да и купцами менее любим. Но теперь торговцы готовы были потратить лишнюю седмицу в дороге, но остаться живыми и со своим добытком.
— Да те викинги никого не пощадят, если натолкнутся. Свой, чужой, — махнул рукой Плоскиня.
Досадливым жестом он провел по коротко остриженным волосам. Сам он нынче сильно опасался тоже попасться русинам, а потому, верно, собирался ко всему прочему попросить у Владивоя кметей в сопровождение, вдобавок к тем наемникам, что у него уже были. Так ему думалось.
— Знаю я. Знаю. Только говорят, что они не на своих драккарах нынче ходят. Лодьи у них наши, речные, на которых почти по каждому протоку проскочить можно. Вот, что тревожит.
Владивой поманил к себе взмахом руки отрока, который расставлял на столе светцы с зажженными лучинами, и приказал принести им с Плоскиней меда кувшин и женщинам в поварню передать, чтобы снедь несли, что погорячее да пожирнее. Купцу и сыновьям его — лбам здоровенным — с дороги, верно, есть до жути хочется.
— Кто это сказал тебе, Владивой? — гость и брови приподнял. — Захватили, чтоль где?
Бывало порой, что, нападая на крупные веси или даже остроги, русины и лодьи забирали, чтобы им легче было по неглубокой воде пройти.
— Не
— Много знает твой знакомец, — прищурился купец. — Слыхал я тут, что в день Дажьбога у тебя сам Рарог гостевал.
— Пусть лучше гостит, чем русинам помогает вас за бока щупать.
— И то верно. Да такие люди уж больно ненадежные.
Владивой проследил, как расторопный отрок — надо же, как быстро до поварни сбегал! — расставляет перед мужами чарки. Да, Рарог вовсе не походил на того, кому можно доверять без оглядки. Но и раньше он показал себя не только как ловкий находник на купеческое добро, но и как ярый противник викингам, которые нет-нет, да сталкивались с ним на текучих речных дорожках. Но не успел он еще ответить что-то на слова купца, как в общину вошел, широко распахнув дверь, кметь Дитко. Огляделся, поклонился почтительно, проходя чуть дальше. Замялся на мгновение, покосившись на Плоскиню, как будто не знал, стоит ли при нем говорить.
— Чего хотел? — подогнал его Владивой.
И уж сразу почуял по взгляду его слегка растерянному, что вести у него для князя важные и, может даже, неприятные.
— Только что нарочные приехали из Белого Дола, — отрывисто отчитался тот. — С тобой срочно говорить хотят. Что-то у них там стряслось.
— Зови, — велел Владивой, и кметь быстро вышел. — Не судьба нам с тобой, Плоскиня, нынче меда испить.
Он повернулся к гостю. Купец махнул рукой, вставая. Понимал он все, конечно, и не серчал. Хотя на чарки, что так и остались сухими, глянул с сожалением.
— Ничего. Я задержусь тут на несколько дней, — улыбнулся, поправляя верхнюю рубаху. — Может, и свидимся еще. К тому же, что там в Белом Доле случилось, мне, верно, знать надо. Через те края пойду.
Плоскиня еще не вышел из общины, как внутрь едва не бегом влетел взбудораженный нарочный. Вида дружинного, в справной одеже, оружный. Был он встревоженным и усталым: верно, мало себе давали они с соратником отдыха по дороге. А раз так спешили, то дело и правда важное. Он проводил взглядом купца и прошел еще чуть дальше.
— Русины, — выдохнул первым делом, как ноги его через порог общины перенесли.
— Русины на Белый Дол напали.
А там уж и вспомнил, что приветствовать князя надо, как подобает. Поклонился, бормоча извинения, но Владивой руку поднял, останавливая его. Сейчас это было совсем не важно.
— Давно? — спросил громко, едва заставляя себя на месте остаться и не начать ходить по избе в беспокойстве и нетерпении.
— Так пятерицу уж назад, — парень сглотнул, и Владивой махнул ему рукой на кувшин с квасом, что в стороне на столе стоял. Гридь напился вдоволь и продолжил уже гораздо спокойнее: — Как только сумели чуть отбиться, так нас с Волько отправили в Волоцк — тебе доложить. Воевода сильно встревожился. Опасается, что вернутся они.