Дочь самурая. Трилогия
Шрифт:
Вот он, торец. «Зебра», знаки, пунктир оси – все едва просматривается сквозь густые косые полосы дождя; последний взгляд на скорость: 300 – норма.
– Торец, пятнадцать! – отсчитывает второй пилот.
– Полоса короткая. В конце ремонтные работы.
– Десять!
Руки Гладуна сами чуть подтягивают штурвал – они знают, каким темпом и на сколько.
– Пять!
– Пла-авно малый газ!
– Три! Два! Метр! Метр! Метр! – звенит информатор.
Где-то сзади внизу родилось: толчок – не толчок, скорее, уплотнение под колесами, какое-то шевеление, что-то там задышало. Кажется, покатились.
–
Нос опустился, под полом загремело:
«Катимся» Какая же тут дрянная полоса! Столичный аэропорт называется!».
– Двести двадцать!
Реверс двигателей тянет за хвост, трясет.
– Притормаживаю…
– Сто шестьдесят!
– Торможу!
– Сто сорок!
– Реверс выключить!
И покатились, поехали, порулили в косой дождь.
Глядя в иллюминатор Хикэри удивилась как они вообще сели и с трудом улавливала направление и скорость движения; только по боковым фонарям было видно движение.
Это движение все замедлялось и замедлялось – и плавно затихло, превратившись в покой, устойчивость и тишину.
– На стояночном. Выключить потребители. Выключить двигатели. Спасибо, двадцатый.
Несколько часов спустя.
Подземелья Дома Сёгуна.
– Когда они выдадут нам… останки? – произнесла Хикэри. Надо подготовить похороны…
– Похорон не будет, – ровным голосом ответил Олег Даниилович. («Он как будто стал старше»). Они сожгли… то что от нее осталось – и переслали мне видео…
«Гореть и Лондону… «Быть пусту сему месту!» – читалось в его спокойном лице.
Хикэри молча взяла чистую лампу, залила туда масло, установила на ступени трона и зажгла ее лежащим тут же кресалом и трутом.
– Ри, мне очень жаль что все так получилось. В следующей жизни я обязательно поменяюсь местами с тобой. Если ты решишься отомстить, то я приму твою месть без колебаний…как бы я хотела больше никогда не зажигать тут лампы!
На глазах у Хикэри появились слезы… Император подошел к ней и обнял за плечи.
– Пойдем… Ты же не хочешь провести тут всю ночь?
– А ты?
– Тут мои враги, мои друзья, мое прошлое…моя память, – он нажал на что-то под лампой зажженной Хикэри и в открывающееся гнездо вставил фотографию Чхун Ри. – Это фотография какой она была пять лет назад, когда я впервые увидел ее.
– Мне было двадцать два когда мне нужно было выбрать гвиби Кореи. Король пригласил меня на отбор… Девушки все были такие милые и очень застенчивые, кроме нее. Она уселась на ограждение балкона и смотрела на все сверху. Король… дядя Александр прикрикнул на нее и приказал спуститься, – он временами бывает очень чопорным. Она засмеялась и спрыгнула. Я ее поймал. Ри совсем не боялась и меня это так поразило, что я выбрал ее. И никогда не жалел.
Она была такой веселой, такой порывистой, такой живой и бесстрашной…
«Да он же вот-вот заплачет!»
Я надеюсь ты поймешь меня и сумеешь заменить принцу Даниилу мать. Кроме меня и тебя у него никого нет – Ри сирота.
– Я… постараюсь выполнить ее волю и воспитаю
Они промолчали какое то время.
– Мне нужен твой указ по поводу мятежников – и я вылетаю в Шанхай… – не терпящим возражения тоном сообщила она. А ты займись… – скрипнула она зубами – англичанами. Этот вопрос надо решить…
Да – конечно… Я распоряжусь.
Император печально улыбнулся и передал ей ящичек резного кедра.
Хикэри открыла его. Там лежал уже увядший осыпавшийся венок из хризантем и ромашек.
Эпилог
Другу предавшему друга
Стоила эта услуга
Тридцать серебреников.
Тридцать серебреников…
Тридцать серебреников!!!
Сеул. Дворцовый комплекс Кёнбоккун. 28 ноября 01.30 ночи…
Король Александр III, государь Чосон и островов Цусима, августейший покровитель Корейской Православной Церкви и генерал-адмирал Желтого моря, и прочая и прочая в одиночестве пребывал в тренировочном зале сидя на коврике.
Как христианину ему было невместно завести отдельную комнату для медитаций – но дело это полезное для нервов а греха нет – если, как сказал отец Анастасий Ын – духовник его и семьи, нет попыток взывать к Будде и всяким прочим амитофам. Так что додзё вполне подходил для этого – тем более что его с его спальней соединял специальный коридор. Медитировать получалось плоховато.
Король предавался мыслям – о японских неустроениях (ну что за дикость – резать подданных какие они не преступники с женщинами и детьми – не по христиански однако). О том что племянник и сюзерен Олег (которого он катал на лошадке еще несмышленышем) вырос копией отца – дяди Даниила, еще о том что скоро надо бы начать подбирать невест сыновьям… Ну и о Божьем суде – хорошо бы британцы сдались.
А еще вспоминал кое-что…
Сейчас как он знал многие шепчутся за его спиной – повернись все по другому да не изображай он верного вассала – быть бы в России императору Александру IV-му(ну а себя они видели его министрами и сенаторами – в том то все и дело).
Но какой из него император всероссийский – ко всем чертям и Янло-вану? Как бы он решал все эти безумные дела?? Да и вообще… Здоровье так себе, парадов не любит… Он и на русском почти не говорит! Ему хватает его маленького королевства, где он может заниматься своими любимыми флоксами и тюльпанами, не думая о всяких там авианосцах и где взять лишний миллиард золотом. Вот у него получилось разводить качественный культурный женьшень не хуже дикого – сколько людей смогли исцелить им свои недуги?!