Дочь Сатаны

Холт Виктория

Бартли подошел к Тамар и встал рядом с ней.

Она повернулась и посмотрела на него.

— Рис с сахаром и корицей, — сказала она, — даже для простых матросов. Меня удивляет подобное внимание с твоей стороны.

— Это вовсе не баловство. Это диктуется здравым смыслом. Мои парни промокли до нитки, дрожали от холода, их может свалить жестокая лихорадка, если я не позабочусь о них. Такие деликатесы, как рис с мясом, немного свежей подслащенной воды с имбирем и корицей и, разумеется, сухое белое вино могут спасти человеку жизнь. А если продолжать кормить его соленой

рыбой с растительным маслом и бобами… он не оправится. Эта еда хороша в обычных условиях, но не после шторма. Если я хочу сохранить своих людей, то должен угощать их деликатесами. Этой команде нет цены, и я должен беречь каждого матроса, не подвергая опасности его жизнь. Что, если мы снова попадем в шторм? Или встретим врагов? Нет, так поступать мне подсказывает здравый смысл. Боже! До чего напыщенно и слащаво говорит этот проповедник! Тамар, почему ты вышла за него?

Она отвернулась, но он положил ей руку на плечо, и как она ни пыталась стряхнуть ее, это не удавалось.

— Жизнь на море полна опасностей, — продолжал он, — мы могли остаться дома… ты и я… О, не сейчас. Семнадцать лет назад.

— Для чего возвращаться назад? Я предпочитаю смотреть вперед.

— Теперь я делаю то же самое. Когда, Тамар? Когда?

— Я не понимаю тебя.

— Ты отталкиваешь его. Ты хочешь меня. Но почему ты не стремишься утолить это желание?

— Я говорила тебе еще много лет назад, что ты слишком самонадеянный.

— Это оправданно.

— Ты уверен в этом?

— Да. Ты не можешь выносить его близость и потому лжешь ему. Ты говоришь ему, что беременна. И мне ты тоже лжешь. О Тамар, я слишком истосковался по тебе.

— Ты можешь взять взамен Игл.

— Кого?

— Не прикидывайся, мне известны твои похождения. Повторяю: Полли Игл.

— Я не знаю ее.

— Не пытайся уверить меня, что ты не был ее любовником. Может, скажешь, что забыл об этом.

— Не важно, поверишь ты мне или нет. Но это так. Их было слишком много, Тамар.

— И ты думаешь, будто я с радостью соглашусь пополнить их количество?

— Хотела ты этого или нет, но ты это уже сделала.

— Ну вот! Видишь сам, я могу лишь ненавидеть тебя. Ты дразнишь меня. Смеешься надо мной. Могу ли я любить такого, как ты?

— И все же любишь.

— Оставь меня в покое, прошу тебя.

— Не оставлю, покуда не расскажу про свой план.

— Какой еще план?

— План для нас двоих.

— Подобный план меня не интересует.

— Ты повторяешься. Это я уже слышал.

— Стало быть, ты сам заставляешь меня повторяться. Ты мне надоел. Прошу тебя, уходи.

— А я прошу тебя, Тамар, ради тебя самой, не серди меня. Когда я прихожу в бешенство, мне трудно управлять собой. Ты выслушаешь меня. Вот мой план. Мы приплываем к месту назначения, пассажиры сойдут на берег, а мы с тобой, с детьми и Ричардом, если он захочет, поплывем домой. Оставим здесь твоего мужа с его паломниками. Он останется с ними, а в награду за то, что доставил их, я получу тебя.

— Занятная мысль, — холодно сказала она, — но я уже просила тебя не строить планы на мой счет.

Он подошел к ней ближе.

— Знай

же, что я устал ждать. Так долее не может продолжаться. Один из нас… очень скоро… сделает что-нибудь, чтобы положить конец этому невыносимому положению вещей.

Тамар бросило в дрожь. Она не могла встретиться с ним взглядом и уставилась на прозрачную воду.

В эту ночь все люди на корабле испытывали странное напряжение. Даже матросы разговаривали шепотом.

Не было ни одного огня — ни на палубе, ни на мачтах, ни в бортовых иллюминаторах. Так приказал капитан.

— Каждый, кто зажжет огонь, — заявил он, — будь это мужчина, женщина или ребенок, будет закован в кандалы.

В сумерках на горизонте показался корабль, и каждому бывалому моряку стало ясно, что судно испанское.

В каютах пассажиры бормотали вполголоса каждый о своем. Старый корабль, потрепанный штормом, еле тащился по морю. «Либерти» не был оснащен для боя и вез мужчин и женщин, отправившихся на поиски нового дома, а не для того, чтобы сражаться и грабить. Вместо оружия корабль вез продукты и мебель. И католики-испанцы могли нагнать на людей, находившихся на борту не меньший ужас, чем варвары-турки.

Аннис явилась в каюту Тамар бледная от волнения. Тамар слышала, как она тяжело дышала в темноте. Бедная Аннис! Она начала стареть, родив слишком много детей. В последнее время губы ее принимали синеватый оттенок, стоило ей запыхаться. Тамар вдруг вспомнила ее золотоволосой девчонкой, которая, заглянув в домишко Лэкуэллов, показала ей язык. Видно, когда смерть близка, начинаешь чаще вспоминать прошлое.

— Миссис, — сказала Аннис, — мистер Браун и еще несколько человек молятся на нижней палубе. Он очень храбрый человек, ведь если бы испанцы схватили его, они сперва долго пытали бы его, а после сожгли живьем. А сэр Бартли на верхней палубе. Он велел мне привести вас к нему. Ему надобно что-то важное. Он сказал — непременно…

Тамар завернулась в плащ и вышла на палубу. Ночь была сумрачная, легкий свежий ветерок гнал тучи, то и дело открывая звезды. Бартли, увидев ее, быстро пошел ей навстречу.

— Тамар?

— Что, Бартли?

— Слава Богу, ночь темна.

— Да, слава Богу.

Он обнял ее, и она не сопротивлялась. Она думала о том, что могучий галеон может в любую минуту ринуться на них.

— К рассвету мы узнаем, — сказал он, — но все же есть надежда. Они могут не заметить нас. Я изменил курс. Тамар, испанцы не должны схватить тебя. Уж лучше тебе умереть от моей руки.

— Да, — твердо ответила она.

— Держись поближе ко мне, любовь моя. Когда рассветет, я хочу, чтобы ты была рядом. Мы никогда не жили вместе и, возможно, не будем. Но мы можем умереть вместе и сделаем это. — Он ласково погладил ее плечо, потом прижал к себе с такой нежностью, какой никогда не проявлял к ней прежде. — Как мы изуродовали свою жизнь! — продолжал он. — Но теперь поздно каяться. — Он продолжал обнимать ее. — Не уходи, я хочу видеть твои глаза. Клянусь, они нежные и ласковые! Сейчас они не сверкают от гнева и гордости.