Дочь снегов. Сила сильных
Шрифт:
Это так подействовало на Фрону, что она невольно кинула взгляд на руки Сэн Винсента и увидела какие-то коричневато-красные пятна на манжетах его фланелевой рубашки.
Когда Ля Флич отошел от стола, Билль Броун подошел к Фроне и протянул ей руку.
— Я должен познакомиться с защитником обвиняемого, — объявил он дружелюбным тоном, просматривая список свидетелей.
— Как вы находите, справедливо ли это по отношению ко мне? — приветливо спросила она. — Ведь мне не дали времени подготовиться к защите. Я ничего не знаю о деле, кроме того, что слышала от ваших двух свидетелей. Не находите ли вы, мистер Броун, — и в голосе у нее зазвучали вкрадчивые, убеждающие нотки, — не находите ли вы, что следовало бы отложить заседание до завтра?
— Гм! — задумчиво произнес Броун, глядя на часы. —
Фрона поблагодарила его молча, взглядом, как умеют иногда благодарить женщины, и Броуну этот взгляд означал больше, чем всякие слова.
Он вернулся на место и обратился к присутствующим.
— Представитель обвинения и защитник предлагают ввиду позднего времени и невозможности закончить сегодня дело отложить слушание и назначить следующее заседание на завтра, в восемь часов утра.
— Принято большинством голосов, — объявил председатель. Он встал с места и принялся топить печку: эта хижина принадлежала ему и еще нескольким лицам, и он обычно стряпал для себя и для товарищей.
Глава XXVII
Когда все вышли из хижины, Фрона повернулась к Сэн Винсенту. Он судорожно, словно утопающий, схватил ее за руку.
— Вы должны мне верить, Фрона! Обещайте, что вы мне поверите!
Фрона вспыхнула.
— Вы сейчас вне себя, — сказала она, — иначе вы не стали бы говорить подобные вещи. Впрочем, я вас не виню, — добавила она более мягким тоном, — тут поневоле начнешь волноваться.
— Да, я сам знаю, — с горечью произнес он, — что я веду себя глупо, но я ничего не могу с собой поделать. Слишком уж натянуты у меня нервы. Смерть Борга сильно на меня подействовала, а тут еще новый ужас — меня считают его убийцей и хотят судить по закону Линча. Простите меня, Фрона, я сам не свой. Само собой разумеется, я не сомневаюсь в том, что вы поверите мне.
— Так рассказывайте же, Грегори, каким образом все это произошло.
— Во-первых, эта женщина, Белла, солгала. Она наверное лишилась рассудка, если решилась дать такое предсмертное показание, особенно после того, как я боролся изо всех сил, защищая ее и Борга. Это единственное объяснение…
— Начните сначала, — перебила его девушка. — Не забудьте, что я вообще ничего не знаю.
Сэн Винсент уселся поудобнее на табуретке, свернул папироску и начал описывать по порядку события минувшей ночи.
— Было, вероятно, около часа ночи. Я вдруг проснулся от того, что кто-то зажег лампу. Я решил, что это Борг, и даже удивился, зачем это он вздумал ночью бродить по хижине; впрочем, я стал тут же снова засыпать, как вдруг меня словно что-то подтолкнуло, и я открыл глаза. В хижине было двое чужих: на обоих были маски и шапки с наушниками, так что я не мог разглядеть их лица и видел только блестевшие сквозь щели глаза. В чем именно дело, я совершенно не понимал. Я сознавал только, что нам всем угрожает какая-то опасность. Я лежал не двигаясь и обдумывал, как мне быть. Револьвер свой я как-то одолжил Боргу, и таким образом у меня не оказалось оружия под рукой. Винтовка моя стояла в углу за дверью. Я решил мгновенно схватить ее. Но не успел я соскочить с нар, как один из незнакомцев повернулся в мою сторону и выстрелил в меня. Это и был первый выстрел, тот, которого не слышал Ля Флич. Во время последовавшей затем схватки дверь хижины открылась, и благодаря этому он услышал остальные три выстрела. Я стоял так близко к незнакомцу и мой прыжок явился настолько для него неожиданным, что он промахнулся и пуля даже не задела меня. Мы сразу же схватились с ним и вместе упали на пол. Это, понятно, разбудило Борга; тогда второй незнакомец принялся за него и за Беллу. Этот второй и убил их, пока первый боролся со мной. Вы слышали показания свидетелей. По беспорядку, царившему в хижине, вы можете себе представить, какая там происходила борьба. Мы катались по полу, налетая на мебель, так что все — стол, табурет, этажерка — падало и ломалось! Ах, какой это был ужас, Фрона! Борг боролся не на жизнь, а на смерть, а Белла старалась помочь ему, несмотря на то что была ранена и громко стонала от боли. Я же не мог никак спасти их. Наконец, я стал
И он умоляюще взглянул на девушку. Фрона пожала ему руку в знак сочувствия, но ничего не сказала; она мысленно обдумывала все за и против.
Наконец она тихо покачала головой.
— Да, дело обстоит неважно. Их нужно убедить…
— Но, Боже мой, Фрона, ведь я не виновен! Святым я себя не считаю, но убийцей никогда не был!
— Но не забудьте, Грегори, — сказала девушка, — что не я буду вас судить. К сожалению, вашими судьями будут все те, кто сегодня присутствовал здесь на собрании, и задача в том, чтобы убедить их в вашей невиновности. Главные улики против вас — предсмертное показание Беллы и кровь у вас на рукаве рубашки.
— Весь пол хижины был залит кровью, — горячо воскликнул Сэн Винсент, вскакивая с места. — Буквально залит кровью, говорю я вам! Как же я мог не запачкаться, когда валялся по полу во время этой ужасной схватки! Неужели вы мне не верите…
— Тише, тише, Грегори, успокойтесь. Сядьте. Вы совсем вне себя. Вы сами отлично знаете, что если бы ваша судьба зависела от меня, вы были бы тотчас же оправданы. Но все эти люди… ведь вы знаете психологию толпы… каким образом убедить их в том, что не вы убили Борга? Неужели вы не понимаете? Вы не можете выставить ни одного свидетеля в свою пользу. Слова умирающей будут всегда иметь больше веса, чем какие бы то ни было уверения благополучно здравствующего подсудимого. Можете ли вы объяснить, почему эта женщина решилась солгать перед смертью? Имела ли она причины ненавидеть вас? Сделали ли вы ей или ее мужу какое-нибудь зло?
Сэн Винсент покачал головой.
— Для нас, конечно, это вещь необъяснимая, но ваши судьи и не будут искать объяснений. Для них все дело несомненно и не требует доказательств. Наша задача в том, чтобы доказать обратное. В силах ли мы это сделать?
Грегори опустился на стул с видом полного отчаяния. Голова его склонилась на грудь, и он весь как-то сгорбился.
— В таком случае я пропал!
— Да нет же. Дело обстоит не так уж плохо. Вас не повесят. Положитесь только на меня.
— Но что вы можете сделать? — безнадежным тоном произнес он. — Они взяли правосудие в свои руки и вершат все сами.
— Во-первых, река вскрылась, а это уже большой плюс. Теперь можно каждую минуту ожидать прибытия губернатора и окружных судей, а они явятся вместе с отрядом полиции. Здесь они остановятся несомненно. Кроме того, мы сами можем кое-что предпринять. Река вскрылась, и, если дело примет слишком уж скверный оборот, вы можете спастись бегством: такая вещь не придет в голову никому из наших противников.
— Нет, нет, это невозможно! Что можем мы с вами сделать против такой толпы?
— Но с нами мой отец и Курбертэн. А четверо решительных людей могут, действуя сообща, совершить чудеса. Положитесь на меня и верьте, что все будет хорошо!
И с этими словами она наклонилась к нему, поцеловала его и погладила по голове, но это, по-видимому, ничуть его не успокоило.
Джекоб Уэлз успел переправиться через пролив задолго до наступления темноты. С ним вместе явились Дэл, Курбертэн и Корлис. Пока Фрона переодевалась в одной из маленьких хижин, предоставленной в ее распоряжение жившими в ней золотоискателями, отец ее занялся больным курьером. Привезенные им депеши оказались чрезвычайно важными, настолько важными, что Джекоб Уэлз несколько раз читал и перечитывал их, и озабоченное выражение долго не сходило с его лица; но когда он вернулся к Фроне, то принял обычный спокойный вид. Сэн Винсент сидел арестованный в соседней хижине, но ему было разрешено свидание с друзьями.