Дочь снегов. Сила сильных
Шрифт:
— Там проезжий дорога, — сказал он, указывая в сторону горы, — твой лучше ходил проезжий дорога. Много дальше, много лучше.
Но она отрицательно покачала головой и подождала, пока он не переправится на другой берег. Ибо она чувствовала, что тут задета не только ее личная гордость, но и гордость всей ее расы, и эта последняя говорила в ней настолько сильнее страха, насколько сама раса значила больше, чем ее личность. Итак, она поставила ногу на ствол и под взглядами людей чужой расы прошла через белую клокочущую пену.
На краю тропы Фрона увидела человека, который сидел и плакал. Его нескладно увязанный тюк валялся на земле. Одна нога была раздута и девушка заметила, что она окровавлена
— В чем дело? — спросила она, останавливаясь перед ним.
Он взглянул сперва на нее, затем вниз, в мрачное ущелье, где река Дайя серебряной лентой прорезала суровую мглу. Слезы все еще застилали его глаза, он всхлипывал.
— Ну, в чем же дело? — повторила она. — Не могу ли я чем-нибудь помочь вам?
— Нет, — ответил он, — чем же? Ноги мои изранены, спина отказывается служить, и сам я окончательно выбился из сил. Чем же вы можете тут помочь?
— Ну, — рассудительно ответила Фрона, — уверяю вас, что дело могло бы обстоять хуже. Подумайте о тех, кто только что высадился на берег. Им придется затратить десять дней, а то и две недели, чтобы дотащить свой багаж до того места, где мы находимся сейчас.
— Но мои товарищи бросили меня и ушли, — простонал он, как бы взывая к ее сочувствию. — Я остался один и чувствую, что не способен сделать ни одного шага дальше. Подумайте только! Ведь у меня жена и дети. Я оставил их там, в Штатах. О, если бы они увидели меня в этом состоянии. Я не могу вернуться к ним, я не в силах двинуться дальше. Это безнадежно! Я не вынесу такой каторжной жизни. Для нее надо родиться битюгом, а не человеком. Я умру, наверное умру, если стану так надрываться. О, что мне делать, что мне делать?
— Почему же ваши товарищи бросили вас?
— Потому что я оказался слабее их, потому что я не мог переносить таких тяжестей и делать такие переходы, как они. Они высмеяли меня и бросили здесь.
— Вам никогда не приходилось делать подобных вещей раньше?
— Н-нет.
— Вы выглядите здоровым и крепким. Сколько в вас весу, сто шестьдесят пять фунтов, должно быть?
— Сто семьдесят, — уточнил он.
— С виду не скажешь, чтобы вы когда-нибудь сильно хворали. Надеюсь, вы не страдаете каким-нибудь физическим недостатком?
— Н-нет.
— А кто ваши товарищи? Старатели?
— Никогда в жизни не занимались этим делом. Я служил с ними на одном предприятии. Вот потому-то мне так и обидно, понимаете ли. Столько лет мы знаем друг друга, и так бросить меня и уйти, потому что я оказался слабее их!
— Друг мой, — Фрона сознавала, что говорит во имя достоинства своей расы, — вы ничуть не слабее их. Вы можете работать и переносить такие же тяжести, как они. Но вы слабы духом. Вы не можете работать, как лошадь, потому что вы не хотите этого. Такие люди не нужны Северу. Он требует сильных мужей, сильных не телом, а духом. Физическая сила в счет не идет. Возвращайтесь домой, в Штаты. Нам вы не нужны. Здесь вы погибнете, и что станется тогда с вашей женой и малютками? Вот вам мой совет: продайте свое снаряжение и возвращайтесь обратно. Через три недели вы будете уже дома. Прощайте.
Она прошла через Овечью стоянку. Где-то в горах давление подземных вод сдвинуло мощный ледник. Он сполз вниз, наполнив скалистое ущелье тысячами тонн льда и воды. Залитая этим потоком тропа покрылась скользкой корой. Люди в полном унынии рылись среди опрокинутых палаток и в ямах для сохранения провизии. Но в некоторых местах они работали с лихорадочной поспешностью, и их напряженные сильные фигуры, вырисовывавшиеся у края дороги, молчаливо свидетельствовали о том, как горячо кипит работа. Ледяной поток продолжал катиться беспрерывной струей. Люди опускали свои тюки на выступы камней, проворно уклонялись от него, стараясь
Полуденное солнце заливало светом каменную вершину Весов. Лесная сень отказалась от борьбы, и голые скалы дышали головокружительным зноем. По обеим сторонам выступали обледенелые, голые ребра земли, суровые в своей наготе. А над всем этим поднималась громада обветренного бурями Чилькута. По его суровым, изодранным склонам тянулась тонкая струйка людей. Но струйке этой не было конца. Она вытекала из крайних групп низкорослого кустарника, внизу перерезала темной чертой ослепительную полосу льда и извивалась мимо Фроны, которая завтракала у края дороги. Затем она поднималась по крутизне, становясь все тоньше и незаметнее, кружась и изгибаясь, точно колонна муравьев, и наконец бесследно исчезала за хребтом перевала. Пока Фрона наблюдала движение этой живой реки, Чилькут окутался крутящимся туманом, быстрыми облаками, и на выбивающихся из сил пигмеев налетела снежная вьюга. Дневной свет померк, и на землю спустился глубокий мрак. Но Фрона знала, что где-то там беспрерывная лента муравьев, карабкаясь и цепляясь руками и ногами, по-прежнему пробивает себе путь к вершине.
Эта мысль заставляла ее трепетать от восторга, гордиться этим извечным стремлением человека к господству. И она решительно вступила в вереницу людей, которые выходили из клубов вихря внизу и тонули в снежном смерче наверху.
Подгоняемая вьюгой, она проникла в ущелье, сдирая кожу с рук, спустилась по вулканическим обломкам могучего прародителя Чилькута и вышла на суровый берег озера, которое образовалось в выемке кратера. Озеро злобно бурлило и выбрасывало белые шапки пены. Сотни людей стремились переправиться на другой берег, но лодок нигде не было видно. Рахитичный скелет из палок, обтянутый просмоленной парусиной, покоился на скалах. Фрона разыскала владельца этого сооружения, добродушного молодого парня, с живыми черными глазами и выдающимися скулами. Да, он и есть перевозчик, но на сегодня он покончил с работой. Слишком бурно для переправы. Обычно он берет по двадцати пяти долларов с пассажира, но сегодня он вообще не намерен никого перевозить. Разве она не расслышала? Сегодня слишком бурно. Да, вот именно поэтому.
— Но ведь мне вы не откажете? — спросила она.
Он покачал головою и бросил взгляд на озеро.
— Там дальше еще неспокойнее, чем здесь у берега. Даже большие деревянные лодки не справятся в такую непогоду. Последнюю, которая пыталась перебраться на ту сторону с партией носильщиков, прибило к западному берегу. Это произошло на наших глазах, и так как оттуда нет дороги по берегу озера, то им придется торчать там, пока буря не утихнет.
— Но этим людям все-таки лучше, чем мне. Мое снаряжение находится в Счастливом лагере, а здесь мне, пожалуй, будет не совсем удобно ночевать. — Фрона очаровательно улыбнулась. Но в улыбке этой не было и намека на женскую беспомощность, взывающую к силе и великодушию мужчины. — Подумайте и перевезите меня.
— Нет.
— Я заплачу вам пятьдесят долларов.
— Говорю вам — нет.
— Но, право, я нисколько не боюсь.
Глаза парня сердито засверкали. Он резко обернулся к ней, но внезапно промелькнувшая мысль помешала ему произнести слова, готовые сорваться с языка. Фрона поняла вдруг, что задела неосторожным намеком самолюбие юноши, и открыла рот, чтобы объясниться. Но сообразив, что это, пожалуй, единственный способ добиться желанной цели, она вовремя спохватилась и промолчала. Они стояли, подавшись всем телом в сторону ветра, как делают это моряки на палубе во время качки, и твердо смотрели друг другу в глаза. Волосы его мокрыми завитками прилипли ко лбу, Фронины же развевались длинными прядями и яростно хлестали ее по лицу.