Дочь снегов. Сила сильных
Шрифт:
Хотя в разных эпизодах и совмещенных, синтетических формах романа Фрона неодинакова, но это уже тип новой женщины XX века, который сродни и нашей пулеметчице Анке, и всякого рода партийно-руководящим дамам, как бы читатель или читательница к такого рода женщинам ни относились. Эмансипация и безалаберность общественной жизни сделали свое дело. Тут есть немало и положительных моментов, особенно в освещении Джека Лондона. Писатель идеализирует свою героиню. При всех своих достоинствах и социальном весе она исповедует примитивную индейскую мораль — священную «веру в пищу и кров». Это значительно
Участие активной личности в общественном процессе, в том числе и женщины, — с ее тонкостью чувств, интуицией, культурой, опирающейся на образованность, на почтительное отношение к собственным предкам и семейным традициям, — вот проблемы романа Джека Лондона, его мораль и идеалы. А если к этому еще добавить рискованные передвижения по бесконечной и безмолвной пустыне, трагические происшествия с покорителями Клондайка, экзотическое окружение и ситуации (ведь отбившаяся от своих Фрона знакомится с инженером Вэнсом Корлисом в его промокшей палатке в тундре, куда строгий хозяин пустил ее обсушиться и переночевать) — вот слагаемые «Дочери снегов».
Увлекательное повествование и неясное беспокойство «в гуще бурного потока» «обезумевших от жажды золота людей», томительное и не всегда безопасное ожидание встречи со своими близкими, прекрасные северные пейзажи с неизменным полярным сиянием, враждебность индейцев, особенно к белым женщинам, грубость и наглость собственных соотечественников, разрушающие всякие привычные романные клише, — все это подчеркивает необычность романа. Многие приемы и находки этого произведения будут применены в киносценарии, а затем и в романе «Сердца трех». Конечно, «Дочь снегов» — менее цельна и менее реалистична, чем «Мартин Иден», но в этом произведении уже немало ценных художественных находок и открытых автором повествовательных возможностей, порой даже впечатляющих ситуаций, знаменующих обретение собственного стиля и переход автора к произведениям другого масштаба и качества.
«Сила сильных» — сборник «разрозненных» и существенно отличающихся один от другого по тематике рассказов, написанных в конце 900-х и в начале 10-х годов XX века и вышедших отдельным сборником в канун Первой мировой войны (1914). Здесь нет единого хронотопа (пространственно-временного единства), но цикл рассказов выглядит крепко сбитым и сцементированным единством проблематики, выраженной не слишком изящным крылатым индейским тавтологическим выражением — «сила сильных». Это также своеобразный бренд, лозунг, призыв к выживанию в нашем противоречивом и небезопасном мире.
Первое произведение, давшее название всему циклу, — полуаллегорический рассказ одного «живого» индейца, который представляет здесь свою жизнь и пережитое им самим и его племенем рыбоедов как краткую историю всего человечества. Люди его племени сперва жили на деревьях, потом перебрались в пещеры, питались исключительно честно выловленной рыбой — без всяких хитростей и приспособлений, затем занялись разведением коз — по примеру своих кровных врагов мясоедов, наконец, обзавелись семенами пшеницы и стали выпекать не только хлеб, но и гнать из нее огненную воду.
Наряду с такими технико-экономическими достижениями начинается неминуемое
Внешне перестройка образа жизни и сознания рыбоедов закончилась как будто неудачей, их победили более сильные и с большим опытом мясоеды. Образовалось одно племя, но певец рыбоедов — уродливый и плюгавый Жук — уже перестроился и стал воспевать подвиги своих недавних врагов за кусок солонины и чашку маиса. И объединенное даже таким беспардонным образом племя стало все же намного сильнее.
Такова и большая человеческая история, представленная в конкретном и веселом миниатюрном изложении.
Рассказ «По ту сторону черты» (1909) переносит нас уже в начало XX века.
Джек Лондон тонко представляет эволюцию подкупленного защитника существующего общественно-экономического строя. Фредди Друммонд — ортодоксальный профессор социологии в Калифорнийском университете, осуждающий несознательность рабочих и, в конце концов, переходящий к ним через черту — на другую сторону разделительного для богатства и нищеты рва.
В персонаже осуществляется весьма симптоматичное раздвоение личности. Здесь полуиронически, а порой и издевательски, излагается история собственной социалистической борьбы писателя за американскую революцию.
Помимо общественных переворотов и мятежей, существует еще и тихое, индивидуальное террористическое безумие маньяков, для которых жажда мести и собственное черное самоутверждение выше каких-либо нравственных ограничителей. Таким безумцем и «врагом всего мира» оказался герой одноименного рассказа Эмиль Глюк (1908). Общество поступило с ним несправедливо. Глюк в 1929 году попал в тюрьму Сан-Квентин (штат Нью-Йорк) за убийство собственной невесты Ирины Тэклей, которая ушла, собственно, от него и дала согласие на брак другому. Глюк оказался первым подозреваемым в таком неприятном деле. Одиночная камера, требование на суде прокурором смертной казни. Психика явно нарушилась.
Но через несколько лет в убийстве девушки признался смертельно раненный бандит Тим Хэзуэлл. Глюка, отсидевшего уже три года в одиночке, еще более полугода держали в грязной камере, пока ни решили, наконец, освободить. За это время в его душе, обиженной человеческой несправедливостью и судебно-полицейской жестокостью, созрел коварный и жуткий план мести, который ему удалось осуществить, хотя, по его мнению, не до конца. Действие из прошлого перенесено в будущее, даже в 1941 год, причем фантазия писателя переплетается почти с пророчеством, связанным с проникновением внутрь исторических событий.