Дочь Сталина
Шрифт:
Однажды — это произошло вскоре после свадьбы Вэса и Светланы, — Ольга Ивановна почувствовала, что последняя как бы ускользает от нее, и призвала Светлану для серьезного разговора.
Светлана была настроена решительно: она приготовилась дать отпор Ольге Райт. Разговор состоялся тяжелый. Ни одна сторона не пожелала вразумительно изложить суть своих претензий к другой, разговор был полон намеков и недомолвок. Ольга дала понять Светлане, что вне Талиесина для нее не может быть жизни. Светлана в свою очередь намекнула на то, что она не привыкла к тому, чтобы ею манипулировали.
И тут Ольга Райт умолкла,
И вдруг Светлана упала перед Ольгой Ивановной на колени и, заливаясь слезами, стала целовать ей руки.
На такой эффект Ольга Райт и рассчитывала. Она могла торжествовать. Она даже в завуалированной форме похвалила Светлану.
— Теперь у вас все будет хорошо, — произнесла Ольга Ивановна.
Но такие вещи не проходят для души безболезненно. Такое надругательство над человеческой волей, позже осознанное Светланой, не могло не вызвать протест.
Светлана, очнувшись от чар, горячо корила себя за проявление слабости. Теперь она испытывала к Ольге Райт глубокое, непреодолимое отвращение.
Ее решению жить вне товарищества способствовало еще одно обстоятельство. Между Ольгой Ивановной и ее дочерью Иованной шла открытая борьба за лидерство в Талиесине. Иованна обладала также сильным характером, аналитическим умом и энергией. Она не желала быть рядовым членом товарищества, жаждала власти. А Ольга Ивановна не хотела сдавать свои позиции главы Талиесина.
Эта борьба была исполнена драматизма. Иованна, чтобы немного разрядиться, прибегала к наркотику. Между матерью и дочерью происходили чудовищные сцены, свидетелями которых были многие.
Кончилось все это тем, что у Иованны вдруг вспыхнул страстный роман со студентом-архитектором, который был моложе ее на четверть века. С ним вместе Иованна вскоре и покинула товарищество.
Кстати, на крестинах, которые широко описывались прессой, произошло событие, также приблизившее развод Вэса и Светланы. Ольга Райт закатила обоим истерику. Ей не понравилось, что здесь, в церкви, главным действующим лицом стал младенец, тогда как «мистер Райт был совсем забыт». Конечно, Ольгу Ивановну обидело не то, что никто не вспомнил словом ее покойного мужа, а то, что она сама играла в этом спектакле далеко не главную роль.
Итак, Светлана осталась одна — в который раз! — с ребенком на руках.
Соглашение о разделе имущества супругов было подписано в июле 1972 года. Светлана отказалась от претензий на ферму и земли Вэса. Ей досталась только крохотная ферма Май-Катчин, которую она тут же продала. По суду Светлана получила родительскую опеку над дочерью. Думается, Вэс и без суда уступил бы ей опеку.
По американскому закону он мог встречаться с дочерью, но Вэс делал это крайне редко. По его поручению с Ольгой виделась его сестра Мардж.
Светлана снова перебралась в Принстон, купив свой прежний дом на улице Вильсона, дом № 50.
Годом позже их с Вэсом Питерсом развели в штате Аризона. Светлана не присутствовала при разводе.
Светлана
Но и тут она столкнулась с новыми для себя трудностями.
С первыми ее детьми, Иосифом и Катей, Светлана не знала забот и хлопот — ими занимались няньки. С Ольгой же ей пришлось заниматься самостоятельно, она была вынуждена делать всю ту незнакомую ей прежде работу по уходу за ребенком, которая изнуряет многих женщин творческого плана. Купать девочку, выгуливать ее, кормить — все эти обязанности выполняла она, хотя время от времени к ней на помощь приходили девушки-студентки.
В два с половиной года Ольга пошла в ясли при пресвитерианской церкви в Принстоне.
Светлана сделалась довольно активной прихожанкой епископальной церкви Всех Святых. Но и религия не могла унять ее тоски и беспокойства. Она все еще тосковала по Вэсу и, чтобы заглушить эту боль, уложив Ольгу спать, потягивала джин с тоником. Одно время ей даже показалось, что она стала алкоголичкой, поэтому Светлана обратилась к врачу. Врач успокоил ее, заявив, что, раз уж она не пьет по утрам, до алкоголизма ей еще далеко.
Между тем стала давать знать о себе проблема денег… У Светланы накопились большие долги. Она была вынуждена забрать дочь из дорогостоящей школы, в которую та начала ходить, и продать дом.
Узнав от друзей о том, что в Калифорнии жизнь дешевле, чем в Нью-Джерси, Светлана решила переехать туда.
Внимательно вглядываясь в жизнь нашей героини, поневоле сделаешь вывод, что Светлана Аллилуева была крайне беспокойной натурой, которая искала себя по всему миру и нигде не могла найти.
Переезжая с места на место, она всегда руководствуется каким-то веским предлогом для очередного переезда, хотя, если подумать, у нее достаточно в то же время мотивов для того, чтобы не трогаться с насиженного места.
Покидая Советский Союз, Светлана убедила себя и всех, что ей необходимо отдать последний долг мужу-индусу, развеять его прах над Гангом… Попросив политического убежища в американском посольстве, она считала, что там, за рубежом, она наконец-то обретет свободу, хотя ценой этой свободы будет вечная разлука с детьми… Уезжая из Принстона в Калифорнию, она твердила себе, что там жизнь дешевле, — но ведь перемена места жительства всегда влечет за собою большие расходы… Но и в Калифорнии ее не удержала «дешевая жизнь». Она вдруг вспомнила о пасторе епископальной церкви в Принстоне, который поддерживал своими советами ее и Ольгу, и опять поспешила вернуться в Нью-Джерси.
Все это странно! Ведь, в сущности, Светлана сидела на мешке с золотом, которым не сумела как следует воспользоваться. У нее безусловно были писательские способности, уникальная жизненная биография, которой обычно писатели не пренебрегают, обращая свои трагедии в статью дохода… Оказавшись на Западе, она могла стать биографом своего отца, к тому ее и призывали американские издатели. Это было всем интересно, именно это — ее отец, его окружение, ее детство, из которого она могла бы черпать и черпать, рыться в архивах, чтобы освежить свою память, сидеть в библиотеках — и необходимость переезжать с места на место отпала бы сама собой…