Дочь ведьмы
Шрифт:
Энн вытерла дочери слезы.
– Ну же, сейчас не время плакать. Я приготовлю похлебку. Ты скоро совсем поправишься. Увидишь.
Глядя на мать, ходившую по комнате и готовившую еду, Бесс пыталась разобраться в том, что случилось. Она заболела чумой, но выжила – она одна. Неужели мать нашла лекарство? Что она испробовала с Бесс, чего не дала другим? Какое могучее снадобье создала, и если оно было так действенно, почему не прибегла к нему раньше? Теперь Бесс заметила, что волосы были не единственным, что разительно изменилось в матери. Она словно двигалась по-другому, совсем иначе, по-новому, наполняла комнату. Это было непривычно и тревожно. Что-то глубоко переменилось в Энн, пока Бесс лежала
Зима в тот год была самой суровой из тех, что выпадали на долю Бесс. Холоду горя в сердце вторили ледяные ветра и страшная стужа, обрушившиеся на ферму. Бесс и ее мать боролись со стихией, пытаясь обрабатывать землю и ходить за скотиной, но задание это было невыполнимым. Участок расчищали и засеивали из расчета, что на нем должны трудиться четверо взрослых, а не двое. Вскоре стало ясно, что своими силами они не управятся, а денег, чтобы нанять помощников, у них не было, поэтому и пришлось расстаться с частью скотины. Меньше скотины – меньше еды. Вдвоем они забили старую свинью и засолили мясо. Оставшаяся свинья целыми днями угрюмо бродила по двору, угрожая истаять прямо на глазах Энн и Бесс. Младшую корову продали соседу. Старшая оказалась яловой, и это означало, что молоко теперь давала лишь одна. Низкий надой – прощай, сыроварение, по крайней мере, до следующей осени.
Рождество в доме Хоксмитов не отмечали. Ни Бесс, ни ее мать не смогли бы сейчас вынести радостные обряды, делавшие этот день особенным: это напомнило бы им о потерянных любимых. Будь у них время и силы оглядеться, они бы поняли, что многие в деревне перестали отмечать святки. Местным обычаем стало тихое следование воле Божьей. Праздник напоказ, дававший повод для веселья и, частенько, пьяного буйства во имя Его, забыли. Но для Бесс и Энн это не имело значения. Теперь они редко выбирались в деревню, разве что продать что-нибудь или купить. Ни одна не была в церкви с тех пор, как разразилась чума. Бесс приходило в голову, что это не останется незамеченным. Она помнила, что преподобный Бердок сказал церковному старосте. Казалось, это было так давно – когда-то в солнечное, светлое, полное надежд время. От всех прихожан требовалось посещать воскресные службы, а отсутствующих записывали. Пока что из-за неприветливой погоды и лишений, которые деревня претерпевала во время чумы, у жителей находились другие заботы. Пока что…
В самые темные дни снег целых две недели покрывал землю почти до моря. Бесс прежде никогда не видела вершины утесов в белом ковре. Тепло моря до сих пор отгоняло дурную погоду. Глядя на прекрасный застывший мир, Бесс чувствовала, что даже земля скорбит. «Придет ли когда-нибудь весна?» – гадала она. Ей казалось, что так может остаться навсегда. Перед Рождеством она помогла матери отжать последние яблоки и поставить сок бродить. Теперь сидр созрел, и Энн решила, что они должны его продать.
– Отвези бутыли в «Три пера». Спроси Джеймса Крэбтри. Агнес сама захочет с тобой поторговаться, – говоря это, Энн застегнула на плечах Бесс тяжелый плащ. – Не дай ей втянуть себя в торг; она снизит цену почем зря. Джеймс, поняла?
Бесс кивнула. Она уловила глубоко в животе какое-то незнакомое ощущение и в конце концов узнала в нем волнение. Прежде Бесс никогда не была в пивной, а о «Трех перьях» в деревне шла слава как о самом буйном заведении. Она так долго просидела на ферме, что ее взбудоражила возможность выйти в люди, да еще с таким взрослым и важным поручением. И тут же Бесс замутило от чувства вины, словно неправильно было испытывать хоть какое-то подобие удовольствия. «Неужели теперь так всегда со мной будет?» – задумалась она.
Снег сошел, но земля смерзлась
– Не тяни время, – заметила Энн, затянув подпругу, и протянула дочери повод. – Знаю, Шептунья в деревню пойдет медленно, зато, доставив сидр, ты сможешь сесть верхом, и домой она побежит резвее.
Бесс приняла повод.
– Идем, старушка, я тебе дам сенца, когда вернемся.
– И не задерживайся в пивной, Бесс, – крикнула вслед мать. – Не говори ни с кем, кроме Джеймса Крэбтри!
Пивная «Три пера» представляла собой большую постройку из толстых бревен под лохматой соломенной кровлей. На верхнем этаже были окошки, вырезанные в крыше. Комнаты здесь сдавали, там останавливались на ночь проезжие – без удобства и среди шума. Бесс слышала, что комнаты эти использовали не только для сна. Она привязала Шептунью к кольцу на фасаде и вошла внутрь. Все ее чувства подверглись мощной атаке. Дым от сырых дров в очаге и множества глиняных трубок, которыми увлеченно попыхивали и размахивали посетители, стоял гуще тумана над морем. Бесс захлопнула за собой дверь, изо всех сил стараясь не обращать внимания на сальные взгляды в свою сторону. Первый этаж пивной занимал зал с низким потолком, полный обшарпанных столов и лавок. Стоявшую у огня скамью с высокой спинкой занимали пьяницы-завсегдатаи неопределенного возраста и слабеющего ума. На местах возле окон расположились громогласные женщины в ярких платьях, развлекавшие мужчин с блестящими глазами. Пронзительный смех отвратительных пьяных парочек смолкал лишь тогда, когда они ускользали в одну из комнат наверху. На противоположном от очага конце зала помещалась грубая стойка из плавника. В углу стояли бочки. На грязных полках ждали кружки, горшки и кувшины. Лай и рев пьяных мешались с требованиями эля или сидра, обращенными к хозяйке, чье настроение портилось на глазах, и служанке, которая больше времени проводила, отпихивая от себя чужие руки, чем наполняя кружки.
Бесс выпрямилась и быстро пошла к стойке. Вслед ей бросали грязные комплименты относительно ее длинных ног и полных губ, от которых она краснела, поспешно продвигаясь через толпу. Не единожды она ощутила на себе чью-то руку, но не ответила. Дойдя до стойки, Бесс, к своему огорчению, не увидела хозяина пивной, только его сварливую жену. Она почувствовала, как вокруг собирается толпа мужчин.
– Я пришла сюда, чтобы поговорить с мистером Крэбтри, – заявила она Агнес Крэбтри, ни минуты не стоявшей на месте.
– Что ж, – женщина говорила, не трудясь посмотреть на Бесс, – мистер Крэбтри сейчас как раз занят, так что придется тебе говорить со мной.
Запах разгоряченных и грязных тел начинал перебивать дым и доходить до носа Бесс. Она никак не выказала охватившее ее отвращение.
– Я отвлеку его всего на минуту. У меня есть сидр на продажу.
Бесс говорила ровным, но вместе с тем любезным голосом.
Теперь Агнес повернулась и нахмурилась, увидев перед собой раздражающе хорошенькую девушку.
– Ты чего, думаешь, я в сидре не понимаю, так, что ли?
Со стороны стоявших поблизости мужчин послышался заинтересованный гул. Бесс подавила ужас, ощутив, что один из них встал к ней так близко, что она чувствовала его тело.
– Я вижу, что вы заняты без роздыху, миссис Крэбтри. Не хочу вас беспокоить. Моя матушка сказала…
– А, ну если тебе матушка сказала! – Агнес злобно передразнила Бесс, вызвав у пьяниц вал смеха и кашля; некоторые подхватили ее игру.
– Матушка ей сказала! Слышь, матушка сказала!