Дочь викария
Шрифт:
— Вот как? Могу я узнать, в чем дело? Видите ли, Тайсон сейчас очень занят, вернее, пытается заняться делом. Каждый раз при взгляде на Рори он должен подхватить его и подбросить над головой только затем, чтобы услышать, как тот заливается смехом. Поэтому проповедь до сих пор не закончена.
— Я не собираюсь надолго отвлекать его от проповеди и от Рори тоже. Просто хочу попросить разрешения жениться на его дочери.
Мэри Роуз не задумываясь широко улыбнулась.
— О, как я счастлива за вас обоих! Мегги все это время была очень несчастна, хотя на первый взгляд ничего такого заметно не было. Но мы с отцом слишком хорошо ее знаем
Она попыталась увести его в коридор, но Томас положил руки ей на плечи.
— Надеюсь, викарий примет меня. Он прекрасный человек, а из вас выйдет великолепная теща.
— Какая пугающая мысль! — ахнула Мэри Роуз. — Попытаюсь не стать тиранкой и язвой, как моя свекровь, которая, я уверена, переживет собственных внуков. Тайсон! Поди сюда! Томас Малком хочет с тобой поговорить.
Когда муж несколько минут спустя позвал ее, Мэри Роуз немедленно объявила:
— Сейчас принесут шампанское! Как чудесно, что Мегги будет жить рядом с нами. Мы всегда боялись того дня, когда она выйдет замуж, уедет далеко отсюда и хорошо, если будет приезжать раз в год.
— Но, Мэри Роуз, — возразил Томас, — мы не будем жить здесь постоянно. У меня есть и другие дома.
* * *
Мегги, услышав веселые голоса, заглянула в кабинет и поняла, что Томас уже обо всем известил родителей.
— Итак, — объявила она с порога, раскачивая за ленты свою соломенную шляпку, — согласен ли мой отец, Томас?
— О да! — воскликнула Мэри Роуз, подбегая, чтобы обнять падчерицу.
Шампанское оказалось необычайно вкусным. Рори, так и не покинувший кабинета и не особенно заинтересовавшись тем, что теперь у него появится первый и единственный шурин, тоже выпил крохотный глоточек с разрешения родителей.
Тайсон пил шампанское, улыбался, говорил все необходимые слова. И тревожился. Тревожился потому, что ничего не знал о Томасе Малкоме. Тревожился потому, что Мегги выходит за первого, кто сделал ей предложение, хотя до сих пор любила Джереми Стэнтон-Гревилла. Этот секрет он не раскрыл даже Мэри Роуз.
Ничего, Тайсон разузнает об этом Томасе все, вплоть до того, на каком месте у него родинки, прежде чем допустить свою драгоценную дочь к алтарю. Но Мегги улыбалась дурацкой, бессмысленной улыбкой. У нее всегда были превосходные инстинкты, и он доверял ей. Но ведь брак-это на всю жизнь. И если муж окажется игроком или волокитой, назад дороги не будет. А как насчет ее чувств к Джереми? Сумел ли тот охладить ее любовь своими выходками? И ушли ли ее пылкие чувства? Кто знает?
Позже, думая о случившемся, Тайсон решил, что будет крайне удивлен, обнаружив какие-то скелеты, таившиеся в шкафу лорда Ланкастера. Превосходный молодой человек!
И все же он проверит.
Глава 11
Когда Тайсоиу удалось наконец похитить дочь у родственников, особенно Алека, который жаждал показать ей новую методику тренировок кошек с использованием ведра, пришлось увести ее через сад к воротам и дальше по дороге к кладбищу, где прихожане появлялись только в случае крайней необходимости. Сейчас Тайсоиу требовалось уединение. Он отворил очень старую калитку из кованого железа, дал дочери пройти и медленно ступил на тропинку, ведущую к кладбищу.
Здесь
— Ты приходишь сюда, когда хочешь спокойно подумать. Помню, что ты всю жизнь сидел на одной и той же скамейке. Я все гадала, почему ты так восхищаешься сэром Венсаном д'Эгле, средневековым воином, который, вполне вероятно, был не слишком религиозен. Представляла его в бою, вопящим, размахивающим мечом, и ясно видела, как его разрубают надвое… слишком ранняя смерть.
— Разрубают надвое? По-видимому, так и было на самом деле. Но какова бы ни была его гибель, есть что-то в этой могиле неизменно меня влекущее, — пояснил он, улыбаясь и беря руку Мегги. — Сам не знаю почему, но сидя здесь и слыша, как мистер Питерс звонит в колокола, я ощущаю, как мир и покой вливаются в душу. Ты по-прежнему приносишь цветы на могилу сэра Венсана?
Мегги кивнула и заметила:
— Скоро дождь пойдет. Не чувствуешь, как вдруг стало душно? Как сама атмосфера окутывает тебя толстым покрывалом? Я решила, что в Англии слишком влажно. Все так устали от сырости, проникающей до мозга костей, и…
— Мегги, мне нужно с тобой поговорить.
— Знаю, папа. Ты последнее время очень бережно со мной обращаешься. Когда ты такой, я сразу понимаю, что ты хочешь сказать нечто неприятное и не решаешься. Неужели Лео что-то натворил в Оксфорде? Мне придется поехать туда и все уладить? Попытаться объяснить, что к чему?
— Искренне надеюсь, что нет. Ах, Мегги, дело совсем не в этом.
Она вскинула на него ясные глаза.
— Значит, во мне лапа? И в Томасе?
— Мегги, милая моя девочка, давай сядем на скамейку рядом с сэром Венсаном. Да, речь пойдет о Томасе. Я твой отец и желаю тебе только добра. Ты, конечно, знаешь это.
Она ничего не сказала. Только продолжала смотреть на отца. Ожидая, когда упадет топор.
В этот момент Тайсон понял, что она еще не готова выслушать самое неприятное. Сам он был готов подождать, и, когда немного замялся, она поспешно проговорила, положив ладонь на его руку и сияя вымученной улыбкой.
— Я слушала, как Мэри Роуз читала Рори историю лисенка Ренара.
— Это его любимая книга, — сообщил Тайсон, проводя пальцами по гладкому заветренному серому камню. — Но при этом Мэри Роуз должна читать ему только на латинском. До чего же странно. Мы живем в современном мире, и все же двое моих сыновей и жена знают латынь. Уму непостижимо. Но, дорогая малышка…
— Я хотела уйти, но она стала читать ему про петуха Шантеклера, — быстро перебила Мегги. — Мэри Роуз умеет даже кукарекать на латинском.
— Рори только четыре года. Он еще даже не может сказать по-латыни сколько ему лет.
— Еще скажет! — рассмеялась Мегги. — Подожди года два и увидишь. Сам знаешь, насколько умна Мэри Роуз, и, кажется, она начинала учить латинский в возрасте Рори.
Тайсон молча любовался дочерью, которая пошла внешностью в Шербруков: те же светлые пряди в каштановых волосах, переливающиеся всеми оттенками от белых до рыжеватых, и голубые глаза цвета летнего неба. Копия своего отца, только черты гораздо тоньше. И подбородок более упрямый. Что же до темперамента… если дочь считала нужным сделать что-то, никто на свете не мог ее остановить. Никакие убеждения, никакие уговоры не действовали. Страстный характер. Слишком страстный. Для нее не существует оттенков: только черное и белое.