Дочь Волдеморта
Шрифт:
— И кого же вы видите в этой роли для меня? — дрогнувшим голосом спросила Гермиона, перед взором которой снова предстало окровавленное лицо Амбридж.
— Не знаю, — ответила Нарцисса. — Это не мой выбор и даже не выбор твоих родителей. Этот выбор должны сделать Богини Судьбы — только им ведома истина.
* * *
— Ты понимаешь меня теперь, правда, Кадмина? — взволнованно спросила Белла, сжимая руки дочери в своих холодных ладонях. — Это такое острое чувство — власть.
— Я не убивала её, — робко прервала Гермиона. Ее одолевало жалящее чувство раскаяния.
— Знаю. Это сделала Цисси. Всё верно. Но ты почувствовала вкус крови. Он ведь взволновал тебя, да? Не стесняйся своих чувств, Кадмина!
— Я… Я не могу понять, что на меня нашло! Будто наваждение какое-то.
— Просто не могло быть иначе! — победоносно откинула волосы её мать, вставая и подходя к окну. — Есть в этом что-то чарующее, завораживающее… Ощущение силы и власти пьянит, дурманит разум. Его хочется испытывать вновь и вновь. А ещё есть доля щекочущего нервы страха. Будто ходишь по лезвию ножа или стоишь у края пропасти. — Голос Беллы, чувственный и уверенный, почти гипнотизировал Гермиону. Сейчас казалось, что это кто-то другой, а вовсе не она сама издевался в подземельях над Долорес Амбридж ещё несколько часов назад. — Это красивый страх, — продолжала Беллатриса. — Не трусость, но страх ради самого страха. Хочется большего. Всё большего, — тише добавила она. — Никогда не нужно бояться глаз, Кадмина. Сначала они пугают. Останавливают. От них хочется бежать на край света. Куда угодно. И ты готова сделать всё, только бы не видеть эти глаза — даже вырвать их прочь своими же руками. Но это игра. Избегая смотреть в глаза, ты теряешь главное. Не в том, что можно получить от поверженного, смысл подобной власти. Если шантажист прячется по закоулкам, дрожа от страха, если убийца покрывается холодным потом ужаса — это смешно. Это жалко. Бессмысленно и даже жестоко. Обрекать кого-то на муки и смерть ради того, чтобы самому пройти через все круги ада? Тот, кто боится глаз жертвы — жалок. Mis'erable [9] . Именно в глазах красота и смысл de toute cette petite guerre [10] . Не отрывайся от глаз своих жертв. Опасайся даже моргнуть. Лови каждую каплю. Именно в их взглядах se trouve la source du pur d'elice sensuel [11] . Их нужно собирать в коллекцию.
9
Убог (франц.).
10
всей этой маленькой войны (франц.).
11
источник чистого/беспримесного/настоящего/проверенного/непорочного чувственного наслаждения (франц.).
Белла говорила странным голосом. В нем смешались мечтательность и сила, страсть и убеждение, предвкушение и воспоминания. Это была не маниакальность убийцы, но хладнокровный азарт гурмана, истинного ценителя. Так говорят о дорогом, изысканном вине. Так умудренный опытом коллекционер описывает свои сокровища. Так воспевают произведения искусства, каждую грань красоты, каждый мазок, всякую деталь — легкую, тонкую, незаметную со стороны, недоступную простым смертным. Но затмевающую в глазах знатока всё вопиющее, напускное и поверхностное. Заставляющую дрожать от наслаждения, когда постигаешь её. Снова и снова любоваться одной ею. Когда даже не можешь передать словами всю глубину смысла, всю симфонию значений этой тончайшей черты. Черты, порой, доступной только тебе…
Гермиона слушала, словно в дурмане. Перед глазами вставали воспоминания: искаженное болью лицо старой женщины, её собственная занесенная палочка, невообразимый, нахлынувший, словно цунами, гнев…
Она своими руками истязала человека. Только из-за нее теперь этого человека нет. Кем бы ни была Амбридж, какое право она, Гермиона, имела судить её? Чем она лучше теперь? И откуда взялось это страшное упоение чужой болью? Ужасно…
А ведь она действительно упивалась страданиями несчастной. И не боялась её глаз… Даже Беллатриса Лестрейндж поначалу хотела бежать без оглядки
Значит и она — такое же чудовище, как её родители? И она может так же хладнокровно играть чужими жизнями? То, что казалось раньше непреодолимым, невозможным для человека — оказалось так легко, так просто совершить. Будто сама природа подтолкнула её на это зверство.
И не сожгла ли Гермиона этой расправой последний ветхий мост назад?
Но если так — почему же так мерзко, так пусто и темно на душе? Почему перед глазами неотвязно стоит искаженная мукой гримаса обреченной? И эти глаза — преисполненные болью омуты, первые в её коллекции…
Из-за приоткрытой двери соседней комнаты раздался странный скрежет и шорох крыльев. Белла, задумчиво смотревшая куда-то вдаль невидящим взглядом, досадливо обернулась.
— Да, — рассеянно обронила она. — К тебе тут прилетел совенок.
Взмахом палочки женщина открыла дверь шире. Гермиона заметила на подоконнике высокого окна подскакивающего от нетерпения, взъерошенного и возбужденного Сычика Рональда Уизли.
Заметив девушку, совенок вскинулся и, взмахнув своими крошечными крыльями, полетел к ней. Опустившись на спинку дивана, миниатюрный почтальон протянул правую лапку с привязанным конвертом. Послание было больше него раза в полтора.
Гермиона отвязала письмо и быстро пробежала пергамент глазами.
— Это от Рона Уизли, — странным голосом сообщила она. Внутри шевельнулось что-то тяжелое, неприятное… Давящее и удушливое чувство вины. — Рон зовет меня на свадьбу своего брата, — Гермиона сжала исписанный пергамент с болью и внезапным острым отвращением к самой себе. Она больше не имела права даже думать о своих друзьях. — Должна ли я написать ему отказ или просто забыть об этом? — вслух спросила девушка.
— Ты должна поехать туда, — невозмутимым голосом ответила Беллатриса. — И не забудь отослать подарок ко дню рождения Гарри Поттера.
— Зачем?! — вытаращила глаза Гермиона. После того, что она сегодня совершила, казалось диким даже думать о возвращении. — Разве не все мосты сожжены?
— Только если ты сама подожжешь их, — пожала плечами Белла. — Но к чему? Неужели тебе не хочется поиграть в том мире, который вдруг раскинулся под твоими ногами? Это очень увлекательно. Кроме того, tu peux faire le pont `a ton Pap'a, Cadmine [12] … Но всему свое время, — она бросила взгляд на часы. — Прости, сейчас я вынуждена покинуть тебя — у меня ответственное, так сказать, задание.
12
ты можешь помочь своему отцу, Кадмина (франц.).
— Куда ты? — рассеянно спросила Гермиона, сжимая в руках письмо и конверт.
— В Азкабан. Но что с твоим лицом, девочка? — Беллатриса присела рядом с ней. — Непроницаемость. Холод. Любые эмоции — внутри, под маской. Для других — всегда статуя. Тот, за кем я сегодня ухожу, сможет дать тебе в этом несколько весьма полезных уроков.
— Что?
— Глупенькая. Ну не сдаваться же я иду, в самом-то деле! Готовься, Кадмина, сегодня небольшой праздник — в честь возвращения хозяина этого поместья домой.
* * *
Но праздника в ту ночь так и не получилось. Беллатриса вернулась с победой, и всё было бы хорошо, но Люциус Малфой плохо перенес долгий год Азкабана. Его лихорадило, он был слаб, требовал ухода. И, несмотря на ухмылку Волдеморта, Гермиона взялась помогать Нарциссе с этим. Сейчас ей было просто необходимо чем-то отвлечься, как-то занять свою голову, чтобы не думать, не оставаться наедине с ужасающими, давящими воспоминаниями.
Уход за больным стал для Гермионы спасательным кругом в той пучине, куда девушка ухнула в подземельях старинного поместья.