Дочь Врага
Шрифт:
— Ладно. Делай ей тоже бутерброд с ветчиной. Но с завтрашнего дня у неё в питании много овощей и фруктов.
— Я бы просто выпила молока или кефира. Я не усну, если объемся!
— Отличный выбор. — буркнул Артур.
Врач-гинеколог сказала, у меня сосуды расположены слишком близко, и при потере девственности, повредился достаточно крупный из них. Плюс гипокоагуляция, а в целом абсолютно ничего страшного. Но половой покой мне всё же прописали, как минимум неделю.
Вообще, я не думаю, что кто-то из Акиева осмелится ещё раз подойти ко мне. Да,
Вообще странно, почему я раньше этого не поняла? Конечно же, я переживаю за папу, но с другой стороны, я всё равно не знаю, что происходит с ним. Мне не дают с папой свидания, письма раз в полгода, и всё.
— Артур. Ты злишься на меня? — сама вздрагиваю от своего вопроса. Вообще, не понимаю, с чего вдруг решила спросить?
— С чего ты взяла? — Артур сделала себе достаточно большой бутерброд и налью в стакан воды. Наверное, всё-таки хочет немного вздремнуть, как и я, вообще-то.
— Рычишь потому что! — совершенно точно подмечает Руслан. — Он всегда такой, когда голодный и спать хочет. — поясняет Кай мне. — Так что внимание не обращай. Пей своё молоко и иди спать. Кстати, не болит попка? — хитрый взгляд Кая бесит.
Ничего не говорю. В больнице мне сделали укол, и уже через десять минут я забыла, что у меня вообще что-либо болело.
Залпом выпиваю молоко, мою стакан под раковиной и ставлю его на сушилку, после чего разворачиваюсь и ухожу в свою комнату.
Сегодня всё равно придётся пропустить занятия в очередной раз. Я не представляю, что буду говорить. Какую причину отсутствия называть? Но сейчас думать об этом мне не хочется. Я хочу спать! А завтра поговорю с Русланом.
46 глава
Артур
— Что сказал Ферц?
— В следующий раз сам будешь с ним общаться. — брат почти с раздражением бросает телефон обратно на стол. — Неприятный тип! До самых костей пробирает.
— Да перестань, Рус. Там одни сплошные понты! Он обычная шестёрка. И строит из себя блатного, он будет ровно до тех пор, пока ему это позволяют.
— Один хрен неприятный тип. Его же на полном серьёзе уголовники боятся!
— Неважно! — делаю последнюю затяжку и тушу сигарету о пепельницу. — Что он сказал за Зайцева?
— Нормально всё. Пару дней на больничке отлежится, и в норму полностью придёт.
— Лучше бы сдох! Проблема бы, сама собой рассосалась.
— В этом случае мы потеряем власть над цыпушей.
— А я смотрю, ты прям конкретно на неё запал. — говорю совершенно спокойно, заранее зная, что сейчас ответит мне брат.
— А ты, будто бы нет! Как будто я не видел, с какой придирчивостью ты изучала её медицинскую карту.
— Её детскую карту надо раздобыть. Нужно понять, что с ней было.
— То, что с ней сейчас, точно не опасно? — Рус даже выглядит растерянным.
—
— Она домой хочет.
— У неё даже формально дома нет! От нас она хочет сбежать, это две большие разницы. И на учёбу ей крайне не желательно пока.
— Ты считаешь хорошей идеей запереть её у нас дома? Так-то, пока ведёт она себя хорошо. Мало ли как на неё повлияет наш запрет.
— Запрещать ей, тем более ничего нельзя!
— Мне, кажется, или ты сам себе противоречишь, Артур.
— То есть тебе не кажется странным, что, пережив такой стресс с похищением, она ведёт себя более чем адекватно?
— Что ты имеешь в виду? Разве должна быть реакция у всех такая же, как в нашей Агаты?
— Конечно, нет! Но и вот такая реакция, словно ничего не было тоже ненормально. Тут очень попахивает скрытой депрессией. Надо рассказывать чем чревато?
— То есть, ты хочешь сказать, Мира может что-то с собой сделать?
— Не обязательно. Может просто в какой-то момент проявиться какой-либо психоз. Развиться панические атаки. Эта девочка со сломанной судьбой… — К которой и я приложил свою руку. — Но вслух, я этого не озвучиваю. — ладно, я придумаю что-нибудь. Её нужно показать специалисту, но только так, чтобы она сама не поняла.
— Как ты себе это представляешь?
— Пока что сам не знаю.
Я, привыкший спать максимум пять часов в сутки, успел перепроверить кучу бумаг, пока проснулась наша спящая красавица.
— Доброе… — замирает у входа в кабинет. Смешная такая. На совёнка похоже. И почему Рус её всё время цыпушей называет? Она своими большими глазками, смотрит по сторонам, явно ищут Руслана. От понимания этого, в груди какого чёрта неприятно щекочет.
— Добрый вечер! Выспалась? Как себя чувствуешь?
— Если честно, то не очень. Я не привыкла днём спать. — отвечает еле слышно, после небольшой паузы.
— Идём в гостиную. Я попрошу Сару сделать для тебя чай с имбирём. Он приведёт тебя в чувства.
В глазах девчонки читаю удивление. Она даже изгибает бровь! Поверь, малышка, я сам с себя хирею. Своё поведение оправдываю лишь тем, что ты не имеешь отношения к гибели моих детей.
Дети за родителей не отвечают. Даже если бы я не до такой степени ненавидел твоего отца, если бы всё было иначе, всё равно ты была бы в моей постели. Разве что при других обстоятельствах.
— А, где Руслан? — всё же задаёт вопрос, когда усаживается на диван в гостиной. Вижу, как бросает взгляд на кресло. — Хочешь пересесть, детка, да? — Задаю себе вопрос, когда опускаюсь рядом с заспанным совёнком на мягкую белоснежную обивку. — Нет, красотка, привыкай! Хочу, чтобы ты была рядом.
Я не привык врать! Себе, так особенно.
Это девочка зацепила меня с самого первого дня, как только я её увидел! Да я пытался сопротивляться, искать какие-то отговорки, убеждал себя какое-то время, что Мирослава не выходит из моей головы только потому, что она очень привлекательная, притягательная, — дочь врага, мать её!