Дочери Лалады. Книга 2. В ожидании зимы.
Шрифт:
– Матушка твоя шила, – сказала Крылинка, когда Дарёна надела новую рубашку, а прежнюю, совсем простую, даже без вышивки, оставила на краю купели.
И снова девы пели:
Птица-лебедь ты моя,
За три моря полети,
Цвет медвяный принеси –
Я тот цвет в венок вплету,
Да по речке отпущу.
Ты плыви, веночек мой,
Уплывай, моё девств? –
Ведь навстречу мне идёт
Счастье, суженое мне…
«Счастье, суженое мне» – при этих словах Дарёна утонула в ласковом незабудковом озере взгляда
– М-м-м-м…
Остальные девы поддержали её, и на глазах у изумлённой до онемения Дарёны кубок оторвался от ладони девы и завис в воздухе. Матушка Крылинка тем временем уже подсказывала Дарёне с Младой взяться за руки и идти вокруг этого чуда. Тепло ладони женщины-кошки вернуло Дарёну на землю, и она, косясь на висевший без всякой опоры кубок, зашагала… На третьем круге кубок опустился обратно в руку девы, но уже не пустой, а наполненный золотистым, как мёд, напитком.
– Вкусите свет Лалады, – сказала жрица.
Как описать вкус этого напитка? Наверно, надо встать рано утром, когда край неба только начинает румяниться, а роса на траве дрожит, собравшись в крупные текуче-хрустальные капли, и полной грудью вдохнуть этот свежий и сладкий покой… Его последние глотки перед самым началом дня и дадут представление о той благостной тишине, которая разлилась в сердце у Дарёны. Уже ничто не омрачало, ничто не вспугивало этой тихой радости, подснежником пронзившей зимнее безмолвие леса, когда Дарёна рука об руку с Младой вышла из пещеры навстречу задумчивым старым соснам. Её сапожки уверенно ступали по каменным глыбам, которые совсем недавно навешивали ей на ноги неподъёмные цепи, а теперь… О, теперь она могла горной козочкой скакать по этим камням, выбивая из них самоцветы счастья.
К их возвращению дом и двор были уже полны гостей, а столы ломились от яств. Даже часть улицы заняла толпа любопытных односельчанок, желавших поглядеть на обручённых. Им, конечно, места уже не хватало, но надежда получить хотя бы чарку мёда и кусочек чего-нибудь вкусненького оставалась.
– Вот, гости дорогие, и наши наречённые пожаловали, – объявила Твердяна, и её голос пророкотал над головами собравшихся, как отзвук далёкого горного обвала. – Обручил их свет Лалады, испили они из Кубка благословения, искупалась невеста в водах Прилетинского родника… И теперь она – наша землячка, полноправная жительница Белых гор и будущая супруга моей дочери Млады.
– Когда свадьба-то, мастерица Твердяна? – спросил кто-то.
– Свадьбу думаем играть весной, до начала пахоты, – ответила оружейница. И добавила: – Ежели, конечно, всё благополучно будет. Поживём – увидим.
Присутствие на празднике самой государыни Лесияры с дочерьми, начальницы пограничной дружины Радимиры и её сестры Радославы делало Дарёну в глазах односельчанок совершенно особой соседкой. Ещё
– Долгих лет счастья желаю вам, – промолвила как две капли воды похожая на Радимиру женщина-кошка в чёрном плаще с золотым шитьём. Лоб её вместо шапки был охвачен тонким золотым очельем.
Это была Радослава, рождённая в один день с Радимирой, но чуть позже, а потому она и считалась младшей из сестёр. Радимира избрала в жизни военную стезю, а она – хозяйственно-управленческую, став градоначальницей Военежина – города-крепости, расположенного в нескольких вёрстах от Кузнечного. Сестёр-близнецов всё же нельзя было спутать друг с другом: Радослава носила более длинную причёску, а её лицо хоть и казалось властным, но военная суровость Радимиры на нём отсутствовала.
– Примите подарки от меня, – сказала она, и по мановению её руки несколько дружинниц поднесли и сложили к ногам Дарёны и Млады скатанные в трубы отрезы дорогих тканей – парчи, шёлка, разноцветного тонкого льняного полотна и бели [29], а также шерсти самого лучшего качества.
– Чтобы было из чего наряды шить, – молвила Радослава.
За тканями последовала кожа, тюки овечьей шерсти на пряжу, бисер и разноцветные нитки для вышивки. Младе Радослава преподнесла великолепный лук, украшенный резными узорами и вставками из янтаря – оружие, достойное знатных вельмож.
– Примите и от меня поздравления, – улыбнулась Радимира, и Дарёну согрело золото ободка вокруг зрачков её глаз, обычно сурово-стальных, а сегодня – смягчённых задумчивостью.
Она поднесла дорогой подарок – набор посуды из заморского синего стекла, оправленного в золото и горный хрусталь: кувшин, пять кубков, семь чарок и большое блюдо.
Княжна Светолика, загадочно улыбнувшись, поцеловала Дарёну в щёку и сказала:
– Я вам с Младой подарки чуть позже поднесу, ладно? После обеда катанье на льду будет, вот тогда и поднесу… Моё изобретение.
С этими словами княжна, напустив на себя ещё более таинственный вид, многообещающе двинула бровью и подмигнула, а Дарёна вновь ощутила в груди жар смущения. Наследница престола оказалась совсем не спесивой и не высокомерной – напротив, улыбчивой и весёлой до простоты, и её синеглазый задор вкупе с золотыми локонами смутно напомнил Дарёне, как это ни странно, о Цветанке.
– Любопытно узнать, что ты там опять изобрела, – с усмешкой молвила княгиня. И пояснила для Дарёны: – Светолика у нас – мастерица придумывать и делать разные диковины. Откуда только задумки берутся…
– Образы всех этих «диковин», государыня, витают в воздухе, – ответила княжна. – Надо их только оттуда без ошибок выловить – это самое трудное. А изготовить не так уж и трудно, как кажется.
– Хм, прямо-таки в воздухе? – удивлённо двинула бровями Лесияра. – Во сне, что ли, ты их видишь?
– Ну… не совсем во сне. – Светолика явно затруднялась подобрать слова, да и весёлая обстановка праздника не вполне располагала к учёным беседам. – Но одно я полагаю точно: некоторые из этих вещей – из другого времени. Из будущего.