Дочери Лалады. (Книга 3). Навь и Явь
Шрифт:
– Ну… Люба она тебе? – нахмурилась Цветанка.
Живой вьюнок, питающийся волшебной силой, розовел в косе Светланки, словно утренняя заря. Эти ямочки на щеках хотелось ущипнуть и расцеловать, но воровка, снедаемая ноющей ломотой в сердце, сдвигала брови.
– Ольху я с детства люблю, – просто и спокойно молвила девушка. – Как сестрицу. Вот как Люту со Смолко – так и её.
– Ну-ну, – недоверчиво щурясь, промычала Цветанка. – А ты видала, какими глазами она
Лёгкий вздох летним ветерком сорвался со свежих уст Светланки. Закатив очи к потолку, она покачала головою.
– Да я о том и не помышляю, Цветик. Иная у меня доля, иная тропка в жизни.
Совсем не девичьим знанием веяло от её слов, а в очах словно тёмная лесная чащоба разверзалась, и зябко становилось Цветанке, тоскливо. Птицей-совой умела оборачиваться молодая волшебница, рыбой могла плыть по рекам, зверушкой неприметной по веткам скакать… Жила в её пальцах светлая сила, какой не видали люди. Не удержать такую пташку около себя, не заточить за пяльцами в светёлке да у очага кухонного не приковать. Не дому принадлежала Светланка, а всему лесу и земле, солнышку да облакам поднебесным.
Скоро поспели пироги, а к ним и Смолко из леса пришёл. И не один: шла с ним об руку девушка, одетая в юбочку из белых заячьих шкурок и такую же короткую душегрейку, не прикрывавшую голого живота. На груди у неё висело ожерелье из перламутровых ракушек, а голову украшал убор из тетеревиных перьев с пуховыми заячьими хвостиками по вискам. Небрежно сплетённые в толстую косу волосы цвета белёного льна были перевиты тонким кожаным ремешком с алыми подвесками-бусинами. Стройные, но сильные ноги девицы облегали мягкие сапожки из оленьей кожи, с отворотами, вперехлёст обвитые ремешками. Светло-серые, прозрачные глаза блестели жемчугом, а уголки пухлого и яркого, чувственного рта приподнялись в учтивой улыбке, когда молодые оборотни поклонились Невзоре.
– Матушка, принимай невестку… Это Свемега, хочу её женой сделать.
Совсем взрослым стал Смолко – в росте догнал и обогнал мать, раздался в плечах, а передние пряди чёрной гривы заплетал в косички и связывал сзади. В человеческом облике он носил кожаные портки и чуни с голенными обвязками, а могутное, мускулистое туловище ничем не прикрывал. Хотя он был всего на пару вёсен старше Светланки, но смотрелся уже почти зрелым мужчиной, особенно со стороны широкой, сильной спины.
– Откуда невесту взял? – кратко осведомилась Невзора.
– С Кукушкиных болот, матушка, – ответил сын.
Цветанка не так уж и врала, когда в войну рассказывала навиям в городе о многочисленном семействе Марушиных псов, проживавшем у этих болот. Там и вправду жила большая стая, возглавляемая старой волчицей. От лесного домика до тех мест было далече – с добрую сотню вёрст.
– И где думаете жить молодой семьёй? В Стаю пойдёшь или с нами останешься? – Невзора разломила пирожок,
– Я так думаю, матушка: останемся со Свемегой тут, – сказал Смолко, поглядывая на избранницу с молодой, хмельной негой. – Родятся у нас детки, а там, глядишь, вскоре и Люта соберётся… Бывал я в Стае – есть там хорошие парни. Думаю, подыщет там себе сестрица жениха достойного. Его тоже к себе возьмём – опять семья детками пополнится. Вот так у нас и своя стая будет, а ты, матушка, вожаком станешь.
– А что невеста думает? С нами жить согласна? – Невзора бросила пытливый взгляд из-под нависших бровей на девушку.
Светловолосая Свемега раздвинула малиновые губы в улыбке, приоткрывая белые, остренькие клыки.
– Согласна я, матушка. Люб мне Смолко, я с ним хоть на краю света жить стала бы.
– Ну, тогда выкуп собирать надобно, – молвила женщина-оборотень. – Таков обычай.
Выкуп надлежало отдать мясом, звериными шкурами либо прочим ценным добром, какое семья невесты пожелает получить. Дабы не идти в гости с пустыми руками, Смолко с Невзорой отправились на охоту, а невеста осталась дома. Заметив чуни, которые Люта вышивала, она сказала:
– Я тоже такие делать умею. Давай, помогать стану.
– Отчего ж не помочь, давай, – подумав, согласилась та. – Матушка несколько пар сшила, они своей очереди на украшение ждут. Бери иглу и нитки да садись.
Девушки вместе уселись под навесом и принялись за работу, а Светланка взялась за своё дело. Устроившись у оконца, она вязала крючком кружевные ожерелья, вплетая в узор бусинки из кусочков янтаря.
– Я с вами в гости на Кукушкины болота пойду, – пояснила она. – У меня свой подарочек. Семья Свемеги довольна останется.
К ночи Невзора со Смолко вернулись – уморившиеся, но с добычей. Матёрый кабан, размером почти со взрослого Марушиного пса, был привязан к длинной жерди за ноги, клыки белели изогнутыми саблями. Как такого сто вёрст тащить?
Развернула Светланка на траве ковёр, из льна да волокон крапивы тканый. Раскинулось серо-зеленоватое полотнище, с виду тонкое, на ощупь – колюче-шероховатое, а крылась в нём чудесная подъёмная сила. Свернула Светланка в узелок свои подарки, пригласила:
– Садитесь все на ковёр и добычу свою кладите. Отнесёт он нас на Кукушкины болота – глазом не успеем моргнуть.
Кабанью тушу уложили на солому, чтоб полотнище кровью не запятнать. Места ещё довольно осталось, и все разместились сидя, а Светланка встала у переднего края. Свемега боязливо жалась к Смолко, ждала чуда с почти детским восторгом, а Невзора с Цветанкой, уже пару раз летавшие на чудесном ковре, сидели спокойно. Вот затрепетали края полотнища, словно ветром подхваченные, и оторвался ковёр от травы. Ощутив подъём, Свемега вскрикнула, и Светланка обернулась: