Дочери принцессы
Шрифт:
Глава 8.Любовнвя связь
Когда любовь поманит тебя, следуй за ней, хотя дорога ее всегда трудна и крута.
Я очнулась от приятного дневного сна, разбуженная Амани и Махой. Из-за тяжелых дверей, ведущих в мои апартаменты, я слышала, как дочери кричат друг на друга.
Что Амани сделала на этот раз, подумала я, быстро одеваясь. С тех пор, как в сознании Амани произошел религиозный переворот, она говорила людям
Мой сын Абдулла терпеть не мог драться. Опасаясь непредсказуемого и, следовательно, неконтролируемого гнева сестры, Абдулла предпочитал просто не обращать на нее внимания. В тех редких случаях, когда требования Амани были простыми для исполнения, он капитулировал.
Но с Махой подобное соглашение не проходило. В своей старшей сестре Амани видела женщину, чей характер был не менее сильным, чем ее собственный, поскольку неукротимый нрав Махи был заметен с первых минут ее появления на свет.
Я вышла на крики дочерей. В коридоре, ведущем в кухню, стояли несколько слуг, но они не испытывали ни малейшего желания вмешиваться в то, что было для них истинным развлечением.
Чтобы попасть в комнату, мне пришлось протискиваться сквозь толпу. Я подоспела как раз вовремя. Маха, которая была более несдержанной, чем ее младшая сестра, слишком остро отреагировала на последнее предписание Амани. Когда я подбежала к дочерям, то увидела, что Маха прижала сестру к полу и тыкала ей в лицо утренней газетой!
Все было так, как я и предполагала!
За неделю до этого Амани со своей религиозной группой пришла к выводу о том, что ежедневные газеты, выходящие в королевстве, считаются святыми, так как содержат на своих страницах имя Аллаха, изречения Святого пророка и стихи из Корана. Комитет постановил, что отныне на газеты нельзя наступать, есть с них или бросать в мусор. Тогда же о принятом религиозном решении Амани поставила в известность и свою семью. Теперь, по всей видимости, она уличила Маху в том, что та совершила противоправный акт, противоречащий ее благородным инструкциям.
Этого скандала можно было ожидать. Я закричала:
– Маха! Отпусти сестру!
Охваченная гневом, Маха как будто не слышала моего требования. Я предприняла тщетную попытку оттащить Маху от сестры, по дочь была полна решимости проучить Амани. Поскольку Маха была сильнее, чем мы с Амани вдвоем, то в нашей борьбе она оказалась победительницей.
Раскрасневшаяся и с трудом переводившая дыхание, я оглянулась на слуг, прося поддержки. Мне на помощь поспешно пришел один из египтян, работавший у нас шофером. У него были сильные руки, и ему удалось растащить дочерей в стороны.
Но вслед за одним сражением всегда приходит другое. Место физических действий заняли словесные оскорбления. Маха стала ругать свою малышку-сестру, которая плакала горькими слезами, обвиняя старшую в отсутствии веры.
Я предложила
Причин для религиозного пыла множество, и результаты непредсказуемы. Меня внезапно осенило, что некоторые люди в религиозном пылу проявляют свои худшие качества. Вероятно, то же можно было сказать и об Амани. В прошлом я, сомневаясь и надеясь, все же полагала, что религия со временем сумеет скорее успокоить Амани, чем будет возбуждать ее. Но теперь с угрюмой уверенностью я могла сказать, что мои надежды не оправдались.
Мое терпение, однако, не могло сравняться с гневом, и я, ухватив дочерей за уши, повела их в гостиную. Твердым голосом я велела слугам оставить нас наедине. Свирепо глядя на своих детей, я, к своему позору, подумала, что допустила непростительную ошибку, явив па свет таких беспокойных созданий.
– Крик новорожденного младенца является для его матери не чем иным, как сиреной, оповещающей ее об опасности, – объявила я своим дочерям.
Должно быть, мой взгляд и выражение лица придавали мне облик сумасшедшей, потому что дочери мои присмирели и выглядели испуганными. Они с забавным уважением относились к тем моментам, когда их мать теряла рассудок. Желая избежать второй, более крупной ссоры, в которой уже будет три, а не две участницы, я закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Успокоившись, я сказала каждой из дочерей, что предоставлю возможность высказаться обеим, но никакого насилия больше быть не должно.
Маха взорвалась:
– С меня хватит! Хватит! Амани доводит меня до бешенства! Или она оставит меня в покое, или… – я видела, что Маха перебирает в уме наиболее обидные оскорбления. – Я проберусь в ее комнату и изорву ее Коран!
От такой ужасной мысли Амани судорожно сглотнула.
Зная, насколько горячей и отважной могла быть Маха, если она что-то вбила себе в голову, я строго-настрого запретила дочери совершать такое неблаговидное действие.
В ней снова заклокотала ярость, и Маха продолжила.
– Но это же глупейшая идея – собирать старые газеты! Нам придется сделать большую пристройку, чтобы хранить их, – она взглянула па сестру. – Тебе изменило чувство здравого смысла, Амани! – Маха перевела взгляд на меня и обвинила сестру в диктаторстве. – Мама, с тех пор, как мы вернулись после хаджжа,Амани больше не считает меня равной себе, ей кажется, что она является моей повелительницей!
Я полностью была согласна с Махой. Я видела, как религиозная страсть моей дочери с впечатляющей скоростью расцвела пышным цветом. Осознание ею своей божественной правоты приводило к нелепым домашним установкам, от выполнения которых никто не освобождался.