Дочка папы Карло
Шрифт:
Да не знала я ни что думать, ни что делать, ни тем более говорить. Может это вообще сон. Нереально-реальный. Или помешательство. Очень надеюсь, что временное. Хотя вон тот важный эскулап, например, сказал, мол "умственные способности в порядке".
– Пульс в норме, профессор. – резюмировал "добряк" (как я его уже мысленно окрестила), поворачиваясь к бородатому.
– О, как?! – отметила я.
А профессор присел возле моей кровати на унылый больничный табурет и спросил:
– Мадемуазель, поясните нам, пожалуйста, почему
– В смысле? – про себя озадачилась я, продолжая молчать.
– Ведь это немыслимо, чтобы вы без каких-либо серьезных причин обрекли себя на такие страдания. – не отставал бородатый.
Тут на выручку мне неожиданно пришёл второй. (Кстати, третий присутствующий в комнате мужчина, как статуя, стоял в сторонке, до сих пор так и не проронив ни слова.)
– Думаю, я могу прояснить эту ситуацию, профессор. – заявил он, – Не такие уж это всё секреты.
– Извольте. – поднимая внимательные глаза на второго попросил тот – самый важный.
– Я совершенно убеждён, что её подруги и она сама считают неприличным обнажить грудь перед доктором. Вот, видать, барышни и уговорили больную не ходить в лазарет. Я прав? – это уже мне.
– Что?! Что за дичь?! – мысленно возопила я. – Вы о чём вообще, граждане?!
– Однако, этот институт – зловреднейшее учреждение. – резюмировал профессор.
– Институт? – уловила я слово – "якорь", и память моментально с головой окунула в последние секунды "нормальной" жизни. – Зеркало… морок… коридор… Я его где-то точно видела… Точно! Коридор института благородных девиц! В статье про выпускниц с этими… знаменитыми портретами!
– Уразумейте уже, мадемуазель, что из-за такой излишней стыдливости вы были на краю могилы!.. – где-то на пределе слышимости бубанил бородатый профессор.
– Зеркало! Неужели зеркало? – пульс набатом стучал в висках.
Как бы нелепо не звучала догадка – я была ей рада. По крайней мере, это сомнительное объяснение хоть как-то ставило всё на свои места, отодвигая подозрения на собственную невменяемость.
– Это что, выходит, провалилась во времени? Бред какой… сказочный… А других-то вариантов и нет. – я мысленно развела руками, – Так, надо срочно во всём разбираться. Болит ещё всё, как назло. – поморщилась я, – Что же тут вообще произошло?.. Эх, мне бы сейчас кого-нибудь поболтливее в помощники. А ещё лучше в союзники. Только что-то очереди из претендентов на эту роль никак не наблюдается… Боже! Какая же дурь вот это вот всё!
***
– Мадемуазель фон Вельф, – вы готовы принять посетительницу? – возвращая мне слух и ощущение реальности, от дверей спрашивала… думаю, это была медсестра. Или санитарка – чёрт их знает, как они тут все называются.
"Консилиум"
Судя по проскальзывающим в интонациях ноткам недоумения, этот вопрос медсестра задавала не в первый раз.
– Мадемуазель Алиса! Профессор разрешил вам одно посещение. Как вы себя чувствуете? Приглашать? – не унималась она.
– Кто там? – неуверенно уточнила я.
– Мадемуазель Софья Прокофьева.
– Зови…те. – поспешно согласно кивнула я.
Бог его знает, кто та Прокофьева, но то, что хоть кто-нибудь проявил здесь ко мне не медицинский интерес – уже подарок судьбы. Особенно, учитывая моё лежачее положение. Чую, не скоро ещё этот профессор меня отсюда выпустит, а валяться в практически полном неведении – с ума сойдёшь.
В комнату почти на цыпочках вошла молодая девушка где-то моего же возраста. Замерев на секунду на пороге, она сцепила пальцы опущенных вниз рук, закусила пухлую нижнюю губу и осторожно вытянула в мою сторону шею.
Это была тоненькая миловидная блондинка. Светлые волосы её были аскетично расчёсаны на прямой пробор и заплетены в тугую косу, перевязанную узкой коричневой лентой. Коротенькие пушистые завитки на лбу и висках обрамляли симпатичное лицо без намёка на присутствие косметики, с чистой, почти белой кожей, нежным румянцем, маленьким аккуратным носиком и большими, испуганно-любопытными серыми глазами.
Длинное зелёное простое платье с коротким рукавом украшали (если это понятие здесь вообще применимо) белые нарукавники на подвязках, пелеринка и длинный передник того же цвета.
Я приподняла открытую ладонь в привычном приветственном жесте и барышня стремительно, но почти бесшумно подбежала ко мне, на ходу опасливо оглянувшись на неплотно прикрытую дверь.
– Алисонька, душечка, ты как? – присев коленками прямо на чисто вымытый пол и уложив локти на краешек моей кровати, шёпотом взволнованно спросила она.
– Не очень, если по-совести. – осторожно ответила я, незаметно поморщившись на "душечку".
Нужно было как-то дать понять, что я, вроде как нормальная, но кое-что подзабыла в связи с болезнью. Сделать это, на моё счастье, оказалось не так уж сложно.
– Профессор сильно ругался?
– Ага, пошумел изрядно, всё спрашивал, почему сразу не пришла. – доверительно призналась я.
– А нас-то как бранили… – пожаловалась Софья, – А ты что?
– Я, если честно, очень смутно всё помню. Точнее совсем не помню. Наверное, шибко головой ударилась.
– Да уж, с такой-то высоты… Не мудрено.
– Ты только никому не говори. Ладно? – предусмотрительно попросила я.
– Конечно! Мы же подруги! – и девушка красноречивым жестом "застегнула рот на замок" и взяла мою руку в свои ладошки, – Бедненькая моя.
– Расскажешь, что случилось?
Уговаривать не пришлось.
– Ой, что было! Что было-о-о! – наклонившись поближе ко мне и выразительно округлив глаза, громким шёпотом начала она свой рассказ.