Догмат о Церкви в канонах и практике
Шрифт:
2. «Слишком многим руки для объятья // Ты раскинул по краям креста» (Б. Пастернак).
Оба конца горизонтального бруса символизируют два других симметричных и тождественных признака Церкви: единство и соборность. Символ Веры формулирует догмат о Церкви в таких же синонимичных категориях, как и догмат о Святой Троице. Два греческих синонима: философский термин «усия» и обиходное слово «ипостась» — выражают в догмате о Святой Троице тождество сущности, соединяя три необратимо различных Лица, не поглощая их различие единством, но даруя нам новую реальность — христианское откровение личности в божественном и человеческом бытии. Через крещение во имя св. Троицы все христиане в равной мере приобщаются к богочеловеческой природе Церкви. Если таинство Святой Троицы можно лишь благоговейно созерцать, то в богочеловеческой сущности Тела Христова мы пребываем и должны не только переживать свою причастность, но осознавать содержание его преображённой жизни. В первосвященнической молитве Христос просит Бога Отца,
12
Иоанн 17, 21.
Единство и соборность выявляют природу Церкви — единое Тело Христово во множестве ипостасей по образу Святой Троицы. Символ Веры определяет догмат о Церкви, описывая «целое» — Тело Христово — в терминах единства и соборности. Они одновременно соотносятся как синонимы и антонимы, определяя сущность Церкви в антиномии единства и множества. Как единство являет в идеале Целостность (Тело), так множество осуществляет в идеале полноту. Соборность обозначает сплоченное множество. Частное бытие, прежде замыкавшееся в своей индивидуальности, приобщается к церковной полноте, завершаемой единством любви. Сплочённость не окаменела в однородности монолита, поглотившего множественность ипостасей. Монолит исключает соборность: там, где пребывает одна единственная глыба, нечего собирать воедино. Соборность сохраняет в Целом множество ипостасей, «во едино сонмище совокупившихся», ибо первоначально они были «по миру рассеянные» [13] .
13
Стихира в неделю Ваий.
Соборное единство Церкви не видится однородной глыбой, подавляющей и растворяющей личность. Это качественное понятие, выражающее преимущество личности перед обезличенной сплоченностью массы: казармы или толпы. Единство выражается в сознательном и свободном воцерковлении личности, отозвавшейся на призыв Христа. Целое является в таком единстве как «глава Христос, из которого всё тело, составляемое и совокупляемое посредством всяких взаимно скрепляющих связей, при действии в свою меру каждого члена, получает приращение для созидания самого себя в любви» [14] . Каждая из многих ипостасей, живущих в организме Христовой жизни, может сказать: «Живу же не к тому аз, но живёт во мне Христос» [15] .
14
Еф. 4, 16.
15
Гал. 2, 20.
В истории понимания Символа Веры заметна тенденция к размыванию онтологического смысла екклезиологических определений. Понятие единства Церкви может выражать две различные идеи. Единство можно рассматривать как онтологическую категорию. И в нём можно видеть лишь исключительность положения и служения Церкви среди прочих христианских конфессий. Первое понимание имеет в виду единую Церковь, собранную из множества членов, как тело состоит из отдельных органов. В основе такого понимания лежит буквальный текст Священного Писания о Церкви как «созидании Тела Христова, доколе все придём в единство веры и познания Сына Божия» [16] . «Вы — Тело Христово, а порознь — члены» [17] . Идея организма Христовой жизни предшествовала Символу Веры. Она родилась из новозаветного Откровения, опосредована евангельскими и апостольскими текстами и органично вписалась в Символ: «Верую во единую...»
16
Еф. 4, 12-13.
17
1 Кор. 12, 27.
Вторая идея «единственности» опосредована опытом исторической жизни Церкви. Она сформировалась в концепцию «единственности» Церкви среди множества христианских нецерквей. Логика подсказывает: если Церковь является Телом Христовым, она должна быть «единственной». Христос имел одно Тело, в котором «воплотился от Духа Свята и Марии Девы и вочеловечился». Поэтому Церковь может быть лишь одна-единственная. «Умоляю вас, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа, чтобы все вы говорили одно и не было между вами разделений, но чтобы вы соединены были в одном духе и в одних мыслях. Ибо от домашних Хлоиных сделалось мне известным о вас, братия мои, что между вами есть споры... у вас говорят: «я Павлов»; «я Аполлосов»; «я Кифин»; «а я Христов». Разве разделился Христос?
18
1 Кор. 1, 10-13.
Христос не может разделиться. Поэтому всё, что отделяется от церкви, утверждается как ересь или схизма.
Концепция «единственности» Церкви опосредована истолкованием текстов Священного Писания, богословскими созерцаниями и логическими умозаключениями, а главное, оценкой исторического опыта конфессиональных отношений. Идея «единственности» явилась вполне человеческой: опытной и рассудочной. Она сформировалась значительно позднее Никео-Цареградского Символа, когда многочисленные разделения: ереси и расколы — разрывали Тело Христово и ставили вопросы об екклезиологическом качестве новообразований. Особенно заострили проблему Великий Раскол 1054 года и последовавшая за ним Реформация.
Для православного сознания только одна-единственная православная Церковь является подлинным Телом Христовым. Для католического сознания только одна-единственная католическая Церковь является подлинным Телом Христовым. Дилемма — кто же прав? — не может иметь однозначного решения, поскольку за каждым стоит веками выкристаллизовавшаяся ментальность, исповедующая одно и то же Откровение, один и тот же Символ Веры, по-разному осознанные в своём культурно-историческом опыте. За тысячу лет эта концепция выросла на Западе и на Востоке в две трудно различимые, но жёстко противопоставленные друг другу церковные традиции, поддержанные с обеих сторон именами святых отцов и авторитетных богословов. Обе опираются на Символ Веры, исповедующий «единую Церковь». Конфессиональное понятие «единственности Церкви» смещает в неологизм изначальный смысл Символа, поскольку оно пришло не из Символа, а из несходного исторического опыта.
Такое же смещение понятий происходит с термином «соборность». Этот термин определяет Церковь греческим «кафолики», утверждая всеобъемлемость Царства Божия, внедрённого в исторический процесс как закваска, которую евангельская «женщина положила в три меры муки, пока вскисло всё тесто» [19] . Никеиское «кафолики» выражало екклезиологическое качество. Его первоначальный смысл коррелировал с «единством» и выражал онтологическую собранность чад Божиих ото всех концов земли в «Церковь, которая есть Тело Его, полнота, Наполняющего всё во всём» [20] . Никеиское «кафолики» выросло из буквальных текстов Нового Завета. «Мы, многие, составляем единое Тело Христово» [21] ; «Пребудьте во Мне, и Я в вас» [22] ; «ядый Мою Плоть и пияй Мою Кровь во Мне пребывает и Я в нём» [23] . Евхаристия осознавалась как способ собирания Тела Христова.
19
Мф. 13, 33.
20
Еф. 1, 22-23.
21
Рим. 12, 5.
22
Иоанн 15, 4.
23
Иоанн 6, 56.
С развитием церковных структур в поместные митрополии и патриархии «кафолики» приобретает географический оттенок, обозначая глобальную структуру» состоящую не из отдельных чад Божиих, а из отдельных общин Вселенской Церкви. Получив административно-географический оттенок, новый аспект соборности сохраняет прежний екклезиологический смысл, обозначая глобальный организм, имеющий мистическую природу «Тела Христова, полноту Наполняющего всё во всём» [24] . Глобализация церковных структур определила два различных уклада церковно-административной общности. На Западе возникло единое возглавление Рима с видимым главой Церкви, Папой. На Востоке поместные церкви сохранились автокефальными сестрами. Обе структуры имеют свои плюсы и минусы.
24
24
Перевод «кафолики» на славянский язык словом «соборность» возвратил этому термину — спустя тысячу лет — евхаристический смысл «собранности воедино». Он акцентирует не столько объединение церковных структур, сколько составление и совокупление Тела Христова из множества рассеяных чад Божиих, собираемых через евхаристическое общение.
Глава 2. Местная Церковь
Созижду Церковь Мою, и врата адова не одолеют ея.