Договор с вампиром
Шрифт:
Прошло еще несколько часов. Солнце садилось, окрашивая в бледно-розовые тона величественные заснеженные вершины Карпат. Даже у меня, выросшего в этих местах, перехватило дух от сказочного великолепия природы. Признаюсь: тяжелые предчувствия не мешали мне гордиться родной землей и испытывать тоску по дому. А ведь я совсем забыл о нем в водовороте лондонской жизни.
Родной дом. Каких-то десять дней назад эти слова означали для меня Лондон...
Вместе с наступившими сумерками сумеречными сделались и мои мысли. Я вспоминал страх, мелькнувший в глазах нашего кучера, думал о предрассудках,
Под стать моим мыслям изменился и пейзаж. Чем выше в горы увозила нас коляска, тем более чахлой и низкорослой становилась растительность. Когда мы поднялись по крутому склону, я заметил невдалеке сливовый сад. Точнее, бывший сливовый сад, ибо в деревьях, представших нашим взорам в сиреневых сумерках, давно иссякли жизнетворные соки. Их стволы чем-то напоминали сгорбленные спины здешних старух-крестьянок, привыкших таскать на себе непомерные тяжести. Мертвые деревья молча взывали к небесам о милосердии. Мне вдруг показалось, что вся земля вокруг сгорбилась. Горбатая земля, горбатые люди, причем суеверия горбили их еще сильнее, нежели тяжелая работа.
Удастся ли нам, оказавшись среди них, чувствовать себя по-настоящему счастливыми?
Вскоре стемнело. Чахлые фруктовые сады сменились прямыми и высокими соснами. Мелькание темных силуэтов деревьев на фоне еще более темной гряды гор, а также убаюкивающее покачивание рессорной коляски сморили меня, и я заснул.
Сон мой был тяжелым и сопровождался странными сновидениями.
Я вернулся в детство. Задрав голову, я разглядывал высоченные сосны, над которыми, будто горная вершина, возвышался дядин замок. Верхушки деревьев скрывали клочья тумана. Внизу было прохладно и сыро, пахло хвоей и недавно выпавшим дождем. Теплый ветерок приятно шевелил мои волосы, играл листьями и травой. Появилось солнце, и тысячи капелек вспыхнули бриллиантовыми россыпями.
В тишине раздался мальчишеский крик. Обернувшись, я увидел среди солнечных пятен своего старшего брата Стефана – веселого шестилетнего сорванца. Его темные глаза озорно блестели (наверняка задумал какую-нибудь очередную шалость), лицо, чем-то напоминавшее традиционное изображение сердца, раскраснелось. Губы над узким подбородком заговорщицки улыбались. Рядом с братом стоял здоровенный серый Пастух – помесь английского дога с волком. Нам он достался маленьким щенком и рос вместе с нами.
Махнув мне рукой, Стефан повернулся и побежал в лес. Пастух радостно устремился за ним.
Я почему-то испугался, но страх быстро прошел. Чего бояться, если с нами Пастух? Трудно было найти более преданного и свирепого защитника, чем этот пес. Да и отец где-то поблизости (это я знал с уверенностью сновидца), а потому с нами ничего не случится.
Я бросился вслед за Стефаном и Пастухом, смеясь и сердясь одновременно. Брат был старше меня всего на год, но в таком возрасте год – значительный срок. Он бегал быстрее, чем я. Услышав мои крики, Стефан ненадолго остановился, глянул через плечо и, довольный тем, что мне его не догнать, скрылся в темной, влажной листве.
Я тоже вбежал в лес. Приходилось то и дело
Трудно сказать, сколько времени я продирался сквозь эту угрюмую чащу. Мне казалось, что целую вечность. Вдруг смех брата оборвался. Послышался глухой стук, будто Стефан споткнулся и упал. Затем раздался его короткий пронзительный крик. На несколько секунд все смолкло, после чего я услышал негромкое, но жуткое урчание. Оно переросло в рычание. Стефан страшно завопил. Я бросился на его вопль, сам выкрикивая имя брата.
Деревья расступились, и я очутился на краю поляны. Солнце, пробивавшееся сквозь редеющий туман, освещало жуткую картину. Я застыл от ужаса: Пастух стоял над моим братом, сомкнув свои массивные челюсти на его шее. Заслышав мои шаги, пес поднял голову и невольно порвал зубами нежную кожу. С серебристой морды Пастуха капала кровь.
Я заглянул в глаза животного. Они были тусклыми и бесцветными, разительно отличаясь от привычно блестящих глаз нашей доброй и верной собаки. На меня смотрели белые глаза хищника. Глаза волка.
Увидев меня, Пастух оскалил зубы и угрожающе зарычал. Потом он медленно, очень медленно припал к земле, напружинился и прыгнул в мою сторону. Невзирая на приличный вес, Пастух взлетел в воздух, как пушинка. Я примерз к месту, но, к счастью, не утратил дара речи, ибо в следующее мгновение я завопил что есть мочи.
Откуда-то сзади ударил выстрел. Пастух испустил хриплый крик и рухнул замертво. Обернувшись, я увидел отца. Тот, отбросив дымящееся ружье, подбежал к Стефану, но поделать было уже ничего нельзя: Пастух – дотоле добрейший и послушнейший пес – разорвал моему брату горло. Я метнулся к Стефану. Мне почему-то было важно увидеть корень или корягу, за которую он зацепился, и камень, о который ударился головой.
А потом с поразительной ясностью, какой отличаются самые кошмарные сновидения, я увидел своего умирающего брата.
Из ранки на лбу густо струилась кровь, но эта рана казалась пустяком в сравнении с его горлом. Пастух за считанные секунды успел располосовать Стефану шею. Содранная кожа висела окровавленными лоскутами, и я не мог отвести взгляд от обнажившихся костей, хрящей и окровавленных жил.
Самое ужасное, что мой брат умирал, но еще не умер. Он силился в последний раз вдохнуть воздух, испустить последний крик. Стефан лежал, устремив на меня испуганные глаза, в которых застыла немая мольба о помощи. Из разорванной глотки, переливаясь на солнце, вылетали ярко-красные пузырьки – сотни маленьких окровавленных радуг. Стебельки травы, не успев просохнуть после дождя, сгибались под другой влагой – человеческой кровью.