Док
Шрифт:
— С дороги, уроды, с дороги! Срочная эвакуация командного состава! Пшли вон!!!
Когда-нибудь я сделаю этого милого хирурга заикой. Потому что каждый раз, когда мы пересекаемся, я вышибаю любые признаки субординации за дверь и начинаю командовать, не взирая на должности и внутренний распорядок службы.
— Привет, давно не виделись… Реанимационный набор и растворы, быстро! Так, лейтенант, а ты скороговоркой: характер ранения, что за операция была, где делали, сколько «старшой» отлежаться успел?… И это все?… Понятно…
И уже спешно собравшейся хирургической бригаде:
—
Через час генерал уже отдыхал в реанимационном боксе, постепенно приходя в сознание, и о чем-то тихо беседовал со своим помощником. Меня же разыскал взмыленный посыльный, который попытался с ходу наорать:
— Господин старший лейтенант, вы где ходите?! Награждение через час, а… Так ведь комиссия… Но награда, ее положено!.. Куда засунуть?
Я объяснил, куда именно комиссия может засунуть мою медаль, потом хорошенько накрутил ему хвост и передал миловидного сержанта с рук на руки, пообещав лично закопать всех штабистов, если кто-нибудь попытается обидеть Дженни. Сам же остался в медблоке, присмотреть за командиром. Потому как его здоровье меня волновало куда больше, чем вся груда толстозадых уродов, прибывших на авианосец для показухи…
— Знаешь, первый раз видела, чтобы цвет морды так менялся, — тихо смеялась моя попутчица, когда мы возвращались на базу. — Стоит этот боров на трибуне и верещит, что вот, как можно, и где это тебя носит, когда он здесь время теряет… Тут подают ему переносной ком, а оттуда рык на всю палубу…
— Да, я как раз рядом сидел, когда Штадт его «строил». Вовремя мы нашего «батьку» поймали. Придумал же, не отлежавшись опять гору дел взвалить на себя… Хотя, нас выводят на днях, не доглядит, и все через одно место организуют.
— Вот-вот… И это чучело на трибуне как светофор — то белый, то зеленый, то красный… Потом так твои бумаги в сторонку сдвинул и давай дальше вызывать.
Медаль мне сунули на бегу, когда спешно грузили «осчастливленных» обратно на борт авиетки, завернув в мятый приказ. Я затолкал коробку в карман и потом бросил, не глядя, на дно вещмешка. Пришлось еще пару вечеров отбиваться от наших зубоскалов, поминавших «чирейный» подвиг на разные лады.
А через два дня я сумел договориться с операционной уже на летной базе, и мы восстановили поврежденные лицевые нервы у миловидного сержанта. И искренняя улыбка Дженни Лэрой стала для меня куда как большей наградой, чем все официальные жестянки, щедрой рукой сброшенные с военного Олимпа…
18. Отпуск
— Четырнадцать! Пятнадцать! — в казарме стоял невообразимый ор. Самсон на спор глотал консервированные сосиски, мечтая побить рекорд роты. Прошлый раз он одолел двадцать пять. Легенда гласила, что один из мастер-сержантов умудрился после рейда по джунглям за раз заглотить тридцать две. Учитывая размер консервированного чудовища, я сомневался, что оголодавший спецназовец выжил после рекордной отметки. Но Самсону было скучно, и он нашел себе именно такое развлечение. Благо, охрана на продуктовых складах авиаторов была паршивая, и мы уже какой день жевали чужие деликатесы.
Неслышной
— Хватит куролесить, парни, наше время пошло. Эту неделю прилизываем перышки и сводим концы по отчетности. Затем — официальный парад в честь завоеванной победы и возвращения демократических ценностей на земли Либертада. И домой, в штатное расположение бригады.
Подождав, когда радостная буря чуть-чуть уляжется, капитан добавил:
— Учитывая объем предстоящей подготовительной работы для переброски, высокое руководство вычеркнуло нас из любых списков на патрулирование и срочные хозяйственные работы. Поэтому объявляю карантин и запрещаю любые увольнительные в город. Мне надо, чтобы каждый боец отправился вместе с ротой, а не куковал на местной гауптвахте. Если кто-то облажается, лично попру взводного с его должности. Всем понятно?… В пределах базы можете отчебучивать что угодно, провинившегося вывезут под трибунал на материк. Но городские уроды такого идиота с радостью четвертуют на месте. А я обещал вашим мамочкам вернуть любимых идиотов домой… Будете таскать ротное имущество, и помогать мне отбиваться от тыловых крыс из бухгалтерии.
Не обращая внимание на хор стонущих голосов, Кокрелл достал крошечный комочек бумаги из кармана и стал его медленно разворачивать, превращая в жеваный листок с бледными фиолетовыми буквами. Наблюдая за его манипуляциями, рота медленно затихла и стала ждать продолжение.
— Док, подгребай сюда… Вообще-то, у нас принято плясать, когда приходит хорошая новость. Но, зная твою любовь к забегам на длинные дистанции, согласен завтра утром с тобой всего-навсего пробежать марш-бросок с полной выкладкой. Чтобы ты проникся выпавшей тебе удачей. Как, согласен?
Я попытался безуспешно выхватить малопонятную мне бумагу из быстрых рук ротного, но, потерпев поражение, вынужден был согласиться. С него вполне могло статься сунуть документ куда подальше, дабы потом с интересом наблюдать, как я буду сражаться со штабистами в решении неизвестной мне проблемы.
— Тогда — держи, — щедро поделился наш седовласый командир, великодушно вручая мне предписание. — Специально для тебя распечатал. Можешь в сортире помедитировать, я тебе как раз помял ее хорошенько. Электронный приказ должен быть уже на твоем планшете… Ты — в официальном двухнедельном отпуске, старший лейтенант. Послезавтра на материк уходит борт, который вывезет нашу любимую медицину в цивилизованные места. И вернешься ты к нам уже прямиком на базу Грандлэг. Как тебе новость?
И пока меня качали, рискуя пробить мосластым телом высокий потолок ангара, я все пытался удержать в пустой голове столь неожиданное и приятное слово: «отпуск». Черт побери, оказывается, у вояк тоже иногда бывает счастье…
Мы сократили марш-бросок до легкой пробежки, во время которой капитан успел надавать мне кучу советов. Но одну важную вещь он мне повторил несколько раз, вдалбливая раз и навсегда:
— Док, пересадка будет на побережье. И пока борт будут дозаправлять и менять экипаж, тебе нужно переодеться в «гражданку» и выбраться в зону общих терминалов. Там бери билет, куда душа пожелает, и отправляйся отдыхать.