Доказательство чести

Казанцев Кирилл

Заложив руки за спину, Сорока побрел туда, куда велел вертухай, — в конец коридора.

— Стоять.

Он замер.

— Лицом к стене.

Он выполнил команду, скосил взгляд и заметил, как офицер открывал какую-то камеру. Понятно, его переселяют. Не успел Ферапонтов облегченно вздохнуть и приготовиться к запаху нечистот, пота и курева, привычному в общих камерах, как настроение снова сменилось. Хата, в которую его втолкнули, была пуста.

— Читай! — Ему втолкнули в руку туго свернутую бумажку.

Мгновенно

сообразив, в чем дело, приближенный Локомотива быстро развернул листок.

«Сорока, Л. волнуется. Отпиши, кто тебя зачалил и на что разводят. Не говори лишнего, и все будет нормально. «Спартак» — «Ростов» 2:0».

— Это кто писал?

— Ты что, почерк своих друзей не узнаешь? — Начальник смены усмехнулся.

— А я что, переписку с ними веду? — окрысился Сорока.

Майор вздохнул, сетуя на свою тяжелую судьбу, и описал человека, о появлении которого его предупредил по телефону Шебанин.

— Это Вован, — услышав о привычке приезжего морщить нос, сразу понял Сорока, воспрянул духом и яростно зашептал: — Слышь, какая-то подстава идет!.. Ты скажи ему…

— Старичок, мне по барабану, что у вас тут идет, — грубо перебил его майор. — Вот тебе листок, вот грифель. Послезавтра, когда поймешь, за что тебя прессуют, подробно изложишь свои догадки. Я зайду в это же время. Понял?

Ферапонтов понял и побрел обратно в одиночку.

— Что за ночные вызовы? — поинтересовался Белка, опять ковыряясь в носу.

Сорока покосился на его вращающийся указательный палец и мятые брюки, а потом рассказал о случившемся.

— Это правильно майор сделал, — подтвердил Белка. — Сначала нужно узнать, за что тебя заперли, а потом братве сообщать.

«Да что ты о братве знаешь? — не глядя на сокамерника, мысленно вскипел Сорока. — Мокрушник таежный!»

Между тем сленг Белки ему импонировал. Уже в первую бессонную ночь он убедился в том, что о братве этот неприятный мужик знает как раз очень много. В числе своих приятелей тот назвал Колю Ломаного из Кемерова, Валю Пересмешника из Новосибирска и даже… Штуку.

— Как его зовут? — уточнил Сорока. — Георгием?

— Твоего Штуку, может, и Гошей кличут, — согласился Белка. — А мне Виталька знаком. Странно, браток, что ты не знаешь авторитета, который заправляет в этом богом забытом городе.

Наткнувшись на подозрительный взгляд Белки, Сорока понял, что сглупил. Проверка обернулась так, что теперь приходилось отмазываться самому. Сославшись на шутливость своей натуры, Сорока быстро расставил все по местам и понял, что рядом с ним на нарах сидит парень не промах. Чутье подсказывало человеку Локомотива, что на Белку можно положиться.

Тот уже дважды дал толковые советы. Во-первых, терпеливо дождаться следователя и окончательно выяснить причины своего задержания. О том же самом, кстати, говорил Сороке и майор. Во-вторых, Белка рекомендовал Сороке вспомнить

все, что тот начудил за последнее время. А героин — это лишь предлог, обычный повод. За что суд кого угодно задержит без лишних вопросов, так это за наркотики.

— Они, как правило, начинают с того, где ты был во вторник вечером, а заканчивают мокрухами, — пояснил Белка, словно трижды судимый Ферапонтов плохо разбирался в тактике полицейских.

Справедливости ради нужно заметить, что Сорока еще ни разу не говорил о своих прошлых судимостях. Поэтому Белку можно было понять и отнестись к его советам с известной долей благодарности.

— Вот сиди и думай, где нагадил. — Убийца полицейских зевнул и перевернулся на единственных в камере нарах. — А я пока место займу и посплю.

Сорока уснул только под утро. Сначала тихий сап сокамерника, лежащего на боку, его раздражал, потом стал дурманить, а к пяти часам убаюкал. Он так и встретил подъем — сидя на корточках в углу камеры.

Глава 15

— Я так и знал! — Тишкин хлопнул себя по бедру, сквозь стекло прокурорской «Волги» наблюдая за майором, выбиравшимся из «Фольксвагена» Подлизы. — Знал, что если ваши слова правда, то это будет обязательно Качалкин!

В его глазах играли бесноватые огоньки. Начальник оперчасти СИЗО Тишкин был хорошо знаком Пащенко и немного — Копаеву. Лучшего помощника найти было трудно.

— Вот гад, а?

Копаев, Пащенко и Тишкин сидели в машине у входа в СИЗО уже пятый час подряд. Ровно столько времени понадобилось Локомотиву для получения информации о том, что Ферапонтов задержан и закрыт в тюрьме по подозрению в транспортировке наркотиков.

Сорока спокойно сидел в ресторане и пил горькую, когда к нему подошли двое. Они были в штатском, но узнать копов Ферапонтов мог даже в парилке бани. Итак, мужчины подошли и попросили выйти в фойе.

— Что за дела? — на всякий случай справился он, хотя и понимал, что данный вопрос не имеет никакого значения.

— Никаких дел, — сообщили они, размазывая по Сороке вязкие взгляды.

Игорек очень хорошо знал такую манеру. Его задерживали бесчисленное количество раз. Но только трижды у копов был такой взгляд, похожий на маргарин, растаявший и растекшийся по куску хлеба. Все три раза разговор заканчивался крыткой.

Сорока только что задумался о том, как отцепить свой вагон от того состава, который Локомотив вел в неизвестность. Его рассуждения оборвались, не успев зацепиться за здравый смысл. Сомнений в том, зачем и по какому поводу его вызывают в фойе, у Ферапонтова не было. Скорее всего, Подлиза уже у них. Не исключено, что взят и сам Локомотив. Теперь дошла очередь до него.

Сразу вспомнились Рожин, Зелинский, Гонов и даже этот транспортный прокурор. Так стоит ли спрашивать себя и этих двоих — за что?