Доказательство чести
Шрифт:
— Подивиться в очередной раз. — Яновский посмотрел на Копаева и пригладил клинообразную бородку под черной бабочкой. — Тому, как это у вас получается.
— Что получается? — Опер УСБ, не готовый к задушевной беседе, нашел в себе силы, чтобы удивиться.
— То, что вокруг вас находятся одни порядочные люди. Вы словно притягиваете их, отторгая подонков. Пащенко, замечательной души человек, умнейший профессионал и просто хороший малый. Еще Саша Пермяков. Вы вместе учились, верно?
— Верно, — выдохнул Копаев, думая о своем, но не переставая смотреть
— Вот тому и удивляюсь, как некоторые, так и не взяв от жизни все, остаются добрыми малыми. Ну, мне пора. Бывайте. — Он, легко подняв свое крепкое не по годам тело, направился к двери, однако на пороге остановился. — А Пермяков… Признаться, я не знал, что люди ради дружбы бывают способны на такое. Наверное, я слишком затерся в своем кругу. — Яновский внимательно посмотрел на Антона и ушел.
Копаев выбрался из-за стола, на котором лежал забытый отчет, и стал ходить по офису, поглядывая в окна.
— Что он хотел мне сказать?..
Он остановился посреди комнаты, потом вдруг подошел к столу, смахнул с него отчет и запер в сейфе. Антон поморщился от боли в боку, сдернул со спинки стула пиджак и вышел из офиса.
Машину он оставил рядом с конспиративной квартирой, вышел на дорогу и поднял руку. Вчера они втроем выпили, и садиться за руль Антон не хотел.
Он поймал такси и, отчаянно барабаня пальцами по двери, потратил четверть часа на стояние в пробках. Еще через пять минут Антон зашел в следственный комитет и поднялся на третий этаж. Совсем недавно в одном из здешних кабинетов работал и Пермяков.
— Кормухин, здравствуйте, моя фамилия Копаев. Вы слышали обо мне?
— Как не слышать!.. Друг Пермякова. Проходите.
— Я ненадолго. Вы, наверное, догадываетесь, по какому я делу?
— Как не догадаться.
— Послушайте, Кормухин! — Антон напрягся. — Вы настолько проницательны, что я недоумеваю по поводу того, как у вас не срослось с делом!
Познания следователя действительно удивляли Копаева свой широтой. А тот лишь недоуменно посмотрел на своего визави: сознательно глупит, что ли? Или настолько капризен, что не хочет, чтобы его сегодня узнавали?
— Хотите полистать?
— Нет, послушать. — Не позволяя себе ни капли бесцеремонности, Копаев мягко прошел к столу и сел. — Это возможно?
— Теперь все возможно. — Настроение у Кормухина было, мягко говоря, не на подъеме.
Не стоило труда догадаться, почему это так. Копаев знал, чем грозят следователям провалы именных дел.
— Наушники нужны, или вы так послушаете?
Антон сказал, что было бы неплохо послушать запись через наушники. Для Кормухина неплохо. Мало ли как отреагируют коллеги следователя, зайдя в кабинет и застав постороннего человека, прослушивающего аудиозапись, приобщенную к материалам уголовного дела. Пусть даже прекращенного.
Получив в руки диск, Антон вставил его в любезно предоставленный проигрыватель и откинулся на спинку стула.
«У вас же наверняка доказухи нет! Так зачем человека гробить? Александр Иванович, вы же умный следователь.
«Рожин, вы мне порядком надоели. — Голос этого вот Пермякова звучал устало. — Ступайте с богом, пока я вас не приземлил за давление на следствие».
«Да вы поймите! — зашептал невидимый, но упорный малый. — Если вы откажетесь, придется идти в прокуратуру. К Пащенко. Ведь дело находится у него под контролем».
«Не смешите меня, Рожин. Прокурор Пащенко мзды не берет. Ему за державу обидно».
Пленка прошуршала, обозначая тяжкий вздох.
«Знаем, что не берет».
«Знаем?»
«Не цепляйтесь к словам, ради бога. Но мы думаем, что все дело в цене. Знаете, в приятное положение можно поставить любого, даже прокурора. Жене вдруг сваливается на голову наследство в виде дома в Сочах. Только потом ей сообщается о существовании наследодателя. Вы понимаете, о чем я говорю?»
«А вы сами хорошо понимаете, о чем сейчас мне говорите?»
Опять шуршание.
«Хорошо. — Последовал короткий кашель. — А у нас есть выход? Дело прошлое, мы обращались в областной суд к одному очень влиятельному человеку».
«К Лукину?»
«Не важно. Он посоветовал поговорить с вами, а если не получится, убедить прокурора. А у того жена, мать больная».
«Дальше», — попросил голос, похожий на голос Пермякова.
«А дальше — больше. Не лучше ли нам сейчас и здесь определиться, нежели потом решать вопросы с транспортным прокурором? Он ведь ваш друг, кажется? Дом мы ему, конечно, вручим. А если он дурака врубит? Знаете, наша задача не прокурора этого уволить за бесчестье, а Витальку от несправедливого срока спасти. Зачем идти на крайности, если можно до этого дело не доводить?»
Антон откинулся на стуле и стянул с головы наушники.
— Закончили? — справился Кормухин.
Теперь Копаеву стало понятно, почему он не удивился его приходу и позволил прослушать запись. Куда теперь Кормухину? Наверное, после этого промаха он в следственном комитете не задержится.
— Вы понимаете, что сделал Пермяков? — глухим, металлическим голосом спросил Копаев.
— Да, понимаю.
— И когда поняли?
— Недавно.
— И что поняли?
— Что на его месте должен был быть транспортный прокурор Пащенко.
— Вы правильно поняли, — пробормотал Антон. — Что теперь?
— Вы же понимаете, что это только косвенные доказательства того, что Пермяков решил подставить под удар себя, предотвратив атаку на транспортного прокурора?
— Но вы уже доложили об этих косвенных доказательствах своему начальству? Иначе говоря, руководство Пермякова знает об этом?
— Разумеется.
— А это что? — Копаев кивнул на пакет документов.
Кормухин глубоко дышал сквозь сжатые губы. Очевидно, это обозначало крайнюю степень раздумий.