Доказательство

Симпозиум по молекулярным основам наследственности проходил в академическом пансионате под Москвой. Возрастом участников симпозиум был молод, и даже солидные корифеи старались соответствовать общему его духу — скатывались с исполосованного лыжнями склона на лед реки, слепили смешную снежную бабу, прозванную доньей Ревертазой, танцевали до утра в маленьком холле, уступая старинный мраморный бильярд бородатым аспирантам, цепляли на лацканы самодельные

Заседания шли в кинозале, где над экраном висел, длинный плакат: «От ложного знания к истинному незнанию!». Во всем подчеркивался современный дух дозволенного академического скепсиса, интеллигентного подшучивания над слишком серьезными проблемами и яростной преданности еще не апробированным постулатам.

Суслин выборочно ходил на заседания, едкими репликами и острыми вопросами рвался к скандалам. но у него ничего не получалось, потому что после первой же стычки с корректным Траубе Суслину была отведена в этом улье сота залетного склочника.

Когда Лера Данилевская из института экспертизы, скорее милый и приятный гость, чем полноправный член этого сообщества, спросила Траубе, откуда этот Суслин, тот красиво пожал мускулистыми плечами, обтянутыми модным свитером, и сказал:

— По-моему, кто-то говорил мне, что он преподает биологию в техникуме, что равнозначно пенсии.

Траубе говорил о Суслине со снисходительностью восходящей научной звезды, которая успевает сиять и в альпинистских лагерях, и на теннисном корте, не говоря уж о спонтанно родившемся комитете по организации гигантского пикника.

— Он избрал себе незавидную роль стареющего энфан террибль. Умудрился за двадцать лет поработать во всех мыслимых и немыслимых институтах и ни из одного не ушел без скандала.

— Он талантлив?

— Ах, Лерочка, и почему прекрасных дам так тянет к неудачникам?

— Значит, все-таки талантлив.

В этот момент Суслин брел неподалеку с видом опозоренной девушки, которая осмелилась явиться на бал и ловит обнаженной спиной злобный шепот светских кумушек.

— Вы — сами злой мальчик, — сказала Лера.

— Ошибаетесь. Просто мое сердце свободно от российский бабьей жалости. Я убежден, что его привел сюда мазохизм. Он не может не быть гонимым — комплекс христианина.

Суслин, словно услышав, обернулся и встретился взглядом с Лерой. Лицо у него было правильное, с небольшим, прямым носом и маленькими светлыми глазами.

Ударившись о зрачки Леры, его глаза тут же метнулись вбок, к столу, уставленному стаканами с вечерним кефиром, и Суслин даже сделал танцевальное движение туловищем, словно собирался повернуть, но остановился, и Лера поняла почему: верхняя губа под усами была подчеркнута голубой кефирной полоской — он вспомнил, что положенный ему кефир он уже выпил.

— Так чем же он занимается — как ученый?

Траубе

— Сахару жалеют, — сказал он. — Чем он занимается? Чайниковыми идеями. Как и положено. Ищет биоволны мозга. С таким же успехом мог изобретать вечный двигатель.

— Их нет?

— Вечное движение тоже существует. Но вряд ли удастся сделать машину, которая могла бы использовать это движение для молки кофе. Давайте мне стакан, поставлю его на место. Вы после кино пойдете на реку? Говорят, здесь есть финские сани.

На следующий день Лера должна была уехать.

Дорога до шоссе была пробита в строю одинаковых, лет двадцать назад посаженных сосен. Почти весенние тени вырисовывались на снегу, под ногами уютно похрустывало — пейзаж казался знакомым, виденным в детстве и добрым.

А на обочине шоссе, противоречащего голубому снегу и рыжим соснам, стояла прямая, напряженная фигура Суслина с вызывающе поднятой рукой. К его ногам собачонкой прижался толстый. потертый портфель, вызвавший раздражение в аккуратном сердце Леры. Она представила, как в нем смяты, сжаты в тугой комок рубашка, зубная щетка, полотенце, журналы и, может, ночные туфли.

Суслин заметил Леру, только когда она подошла к нему и задала ненужный вопрос:

— Вы ловите машину?

— Да, ловлю, — ответил Суслин с вызовом, словно она застала его за недозволенным занятием, словно машины были дичью, сезон охоты на которую еще не открыт. — Уже пятнадцать минут.

— Ничего страшного, — сказала Лера, которой почему-то стало неловко.

— Сейчас придет. Я везучая.

— Везучая? — он повторил это серьезно, также, как вчера, впился на мгновение ей в глаза и отбросил взгляд в сторону.

Через минуту возле них затормозил пустой автобус.

Некоторое время они молчали. Сосновый лес кончился, по обе стороны потянулись белые пустые поля.

— Если не ошибаюсь, я вас видел на этом, простите за выражение, симпозиуме.

— Да.

— Надоело?

— Нет, мне пора возвращаться в Москву. На работу.

— А мне надоело.

Он будто ждал возражений, напрашивался на спор.

— Мне надоела болтовня, все эти разговоры обо всем и ни о чем, пустая трата времени.

— А почему вы сюда приезжали?

— Я?

Почему-то вопрос его озадачил. Словно такого подвоха он от собеседницы не ждал. Молчал до самой станции. А на перроне, пока ждали электричку, отошел от Леры и долго, тщательно изучал расписание.

Вагон был почти пуст, пушистый покой плавно тек за окнами. Суслин поставил портфель на колени и удивил Леру, сказав:

— Вы, Данилевская, спросили меня, почему я тут оказался? А вот вы не знаете, что я редко пропускаю симпозиумы, банкеты, защиты, юбилеи и прочие торжества, на которых в центре внимания блистают мои удачливые сверстники?