Докер
Шрифт:
Глава третья
ТОПОРИК, ЛАРИСА И ВИКТОР
— Новенький! — кричит с другого конца балкона Топорик, натягивая на себя рваную рубаху. — Хорошо тебе спалось в нашем доме?
— Хорошо! — отвечаю я.
— Правда, у нас хороший дом? — кричит он, идя ко мне. — Жаль только, что вы скоро уедете. А то бы мы дружили. И в школу ходили бы вместе. Это правда, что ты два класса кончил?
— Правда… Нам скорее надо уехать в деревню, — говорю я. — У нас дедушка больной.
Привалясь к перилам и закатывая рукава выше локтя, Топорик
— Ты собираешь какую-нибудь коллекцию?
— Коллекцию?.. А что такое коллекция?
Он сперва смотрит на меня с любопытством, не зная, шучу я или нет, потом — с сожалением, как на дикаря.
— Ну, не собираешь ли этикетки от винных бутылок?.. Обертки от конфет?.. Папиросные коробки?.. Спичечные коробки?.. Марки?.. Ну, бабочек хотя бы?..
— А зачем их собирать?
— Вот болван! — взрывается Сашко и чуть ли не кричит на весь двор: — Ведь надо ж что-нибудь собирать!
— А для чего? — не могу я понять.
Он задумывается, почесывая голову, потом еле слышно говорит:
— Чтобы не было скучно.
— А мне и так весело, — отвечаю я. — Ты, наверное, собираешь бабочек?
— Ну, еще этого не хватало! — морщит свой носик Топорик. — Я — филателист, собираю только марки. Можешь выговорить: филателист? Нет? Повторяй за мной: фи-ла-те-лист!
— Фи-ла-те-лист, — покорно повторяю я. — А Федя?
— Он у нас собирает песни. У него в тетрадке такие есть смешные! Обхохочешься! Потом еще он собирает монетки. У него есть даже одна золотая, персидская. Говорят, ей больше тысячи лет. Маленькая-маленькая и вот такая тонюсенькая! Грубая Сила ведь нумизмат, — ошарашивает он меня новым незнакомым словом и, довольный этим, весело шмыгает носом. — Ну-миз-мат! — по слогам повторяет Топорик. — Так называют тех, кто собирает монетки.
— А Лариса?
— Она киношница, — отвечает он с усмешкой. — собирает карточки кинозвезд и кадры из кинофильмов. Но альбомчик у нее совсем даже неплохой. Ты думаешь, достать ленту с Гарри Пилем или Вильямом Хартом так просто? Держи карман шире! Иной Харт стоит дороже даже «острова Борнео». Слышал про такую марку? Знаешь, где находится остров Борнео?
Мне стыдно признаться, что не знаю, и я спрашиваю:
— А Виктор? Он тоже что-нибудь собирает?
— Он у нас мастер на все руки, ему некогда заниматься коллекциями, — нараспев отвечает Топорик, пытаясь сесть на перила балкона, но я со страху хватаю его за рукав.
— Не бойся, — смеется он. — Я отчаянный! Ты думаешь, раз я не умею плавать, так и ничего не могу? — Он очень даже ловко садится на перила, подогнув под себя левую ногу, но не отрывает от пола правую, чтобы не потерять равновесия.
— Так вот мастер на все руки? — говорю я недоверчиво. — А может твой Виктор… фотографировать?
Топорик усмехается и снова смотрит на меня с сожалением, как на дикаря.
— Витя все умеет делать. Он все знает.
— Все, все, все?
— Все. Он может работать даже напильником и рубанком! Знаешь, что такое инструмент? Слесарный? Столярный? Знаешь? Ну, хорошо, — снисходительно говорит Топорик. — У него в кубрике
— Правда, — говорю я.
— Потом еще, — продолжает Топорик, прыгая с перил, — Виктор может рисовать масляными красками и фотографировать. У него есть и небольшой самодельный фотоаппарат. Потом снимемся все вместе? Только ему надо купить пластинки и бумагу, а то он не такой уж богатый… Ви-и-тя-я-я! — вдруг кричит Топорик на весь двор.
Виктор тотчас же показывается в окне с куском хлеба в руке.
— Ты знаешь, какой забавный наш новенький! — кричит Топорик. — Он ни черта не знает!
— Больно уж много ты знаешь, — хмуро отвечает Виктор. — Что ты кричишь?
— Потом покажем ему город? А то пойдет он куда-нибудь — и потеряется. Покажем?
— Ладно. Дай чаю попить. — Виктор скрывается в окне.
— Сыграем пока в «чижика»? — предлагает мне Топорик.
Мы спускаемся во двор. Из-под топчана, на котором, накрывшись дерюгой, спит Федя, он достает палку и «чижика», и только мы начинаем играть, Топорик говорит:
— А давай играть в другую игру: кто бросит палку дальше.
Он проводит черту, становится за нее, размахивается и бросает палку. Потом бросаю я. Моя летит дальше. Мы повторяем игру. И снова моя палка летит дальше.
— Знаешь, это неинтересная игра, — говорит Топорик. — Давай лучше пробежим на одной ножке. Кто дальше.
Но и здесь я обгоняю его. Тогда он хватает валяющийся у сорного ящика железный обруч и начинает гонять его по двору.
Обруч так грохочет по камням, что вскоре наверху все выбегают на балкон, и на голову Топорика сыплются тысячи проклятий.
— Топорик! — кричат сверху. — Смотри, утопим когда-нибудь в подвале!
Но он не слышит ни угроз, ни уговоров. Просыпается Грубая Сила. Непонимающе оглядывается по сторонам. Потом встает, подходит к Топорику. Удивительно, что тот никуда не убегает от него, а, наоборот, даже сам покорно подставляет голову под «бамбушки». И Федя приходит в отчаяние, с мольбой обращается к соседям, стоящим на балконе второго этажа:
— Ну, что мне делать с этим вундеркиндом?
— Убей его! — кричат сверху.
Топорик срывается с места, бежит к воротам. За ним бегу я. От Грубой Силы всего можно ждать!
В воротах нас встречают Виктор и Лариса. Они пропускают меня и Топорика на улицу и перед самым носом Феди захлопывают калитку.
Мы бежим на Барятинскую, скрываемся в первой попавшейся подворотне. Нет, Грубая Сила не преследует нас. Тогда мы выходим из нашего убежища. Сперва шагаем взад и вперед по Барятинской, потом поворачиваем на Ольгинскую, оттуда — на Кривую, обходим сад со странным названием Парапет и оказываемся на Коммунистической.