Доктор Ахтин
Шрифт:
Жена, забрав детей, ушла от него три месяца назад, потому что он достал её необоснованной ревностью, притом, что сам уже целый год спал в соседней комнате. Собутыльники от него отвернулись, — они не хотели терпеть его мерзкий характер и однотипные разговоры. Да и пить он уже не мог, после второй рюмки выблевывая из себя «полезный продукт». Настоящих друзей у него нет, родители давно оставили этот мир, — и, протрезвев однажды утром, он посмотрел на себя в зеркало. Увидев свое желтое лицо, он испугался и побежал в поликлинику. После стандартного обследования добрый участковый терапевт разъяснила ему, что обозначает поставленный
Он даже и не подумал обвинить во всем себя. В больницу он пришел обозленным на весь мир, по вине которого он сейчас неизлечимо болен.
— Шейкин, как вы? — задаю вопрос я, не надеясь на ответ. Но получаю его.
— Никак.
— Это хорошо, — говорю я, — значит, вы, Шейкин, еще живы.
— Не дождетесь, — хмыкает он в ответ, так и не повернувшись ко мне.
Я улыбаюсь, — пусть медленно, но мужчина идет на контакт.
Четвертая койка пустует, хотя пациент выписан еще вчера. Такое летом бывает — в теплое время года люди не любят болеть.
Я выхожу из палаты и иду писать истории болезни.
18
Тени безумны. Они пребывают в нирване своего пустого существования, ежедневно поглощая пищу и исторгая из себя продукты своей жизнедеятельности, выполняя рутинные действия и передвигаясь с места на место, словно белки в колесе. Они думают, что у них есть цель в жизни, к которой они стремятся, но они двигаются по кругу. Иногда они болеют, и порой очень сильно. И чуть приблизившись к смерти, они замирают, как кролики в свете фар, завороженные ужасом предстоящей неизвестности. Заглянув в пустоту небытия, они готовы на все, чтобы сохранить жизнь. И когда их убогая жизнь остается с ними, — во многом благодаря мне, — редкий человек вспоминает пережитый ужас, отторгая из памяти неприятные воспоминания. Вернувшись назад в привычный мир, они старательно вычищают свою память.
Тени безумно пугливы. Когда я вторгаюсь в их ограниченный мирок, — через слухи, сплетни, газетные статьи и кухонные разговоры, — они тоже в ужасе замирают. Я для них — неминуемая и быстротечная смерть, мелькнувшая рядом. И они облегченно вздыхают, когда понимают, что их это сейчас не коснулось. Они рассказывают друг другу слухи и свои домыслы, выдавая их за истину. И иногда они бывают правы.
«Это мерзкий ублюдок убивает наркоманов».
«Так им и надо».
«Да этот маньяк просто санитар, который убивает больных членов общества».
«Говорят, он режет их на куски»
«А вы знаете, что он выдавливает глаза жертвам».
Тени абсолютно безумны, если думают, что их это не касается. Количество наркоманов растет лавинообразно Вирус, который они получают, распространяется пока медленно, но скоро он, изменившись, сделает свое черное дело, сокращая время жизни теней. И тех, что смертельно больны, и тех, чье время еще не пришло.
Вирус сократил время жизни Богини.
В недалеком будущем он утратит своё влияние на человеческий страх, но это — не моё будущее.
Я смотрю на мерцающий огонек свечи. Сделано больше половины, и это хорошо. На моих рисунках она улыбается, принимая преподнесенные ей жертвы. Она молчалива, но я знаю, насколько она может быть благодарной. Она со мной, и это укрепляет меня больше, чем любая молитва.
Богиня
Я заканчиваю улыбающийся рисунок и вешаю его на то место, что ему предназначено — крайне правое. Глядя слева направо, я могу увидеть все те чувства и эмоции, что она испытала за последние три года. Если на первых рисунках её лицо выражает бесконечную усталость от жизни, то, по мере смещения направо, лики светлеют, изменяясь в наилучшую сторону. Она сейчас счастлива тем, что я рядом.
Я тоже улыбаюсь, созерцая лики любимой.
В открытую форточку слышу, как сосед сверху вышел на балкон. Прикурив, он бросает спичку вниз, — и вслед за прочертившим темноту коротким огоньком, я слышу протяжный крик, который разбудит десятки людей в соседних домах. Крик, эхом прокатившийся по двору:
— Ау-у-у, люди-и-и-и! Мне хорошо-о-о-о!
Николай тоже считает, что он сейчас жив. Хотя, он уже две недели, как перешагнул на ту сторону бытия, — сейчас он встречается с миловидным юношей, который еще пока не знает о том, что инфицирован вирусом СПИДа. Они вместе спят и колются одним шприцом. Они довольны этой жизнью. Они пока счастливы вместе, и, как я думаю, будут счастливы всегда.
Я закрываю форточку.
Мне пора.
Впереди ночь, которую я проведу именно так, как угодно Богине. Подхватив заранее приготовленный рюкзачок, я иду к двери.
Неся с собой Её благословение.
Чувствуя приятную дрожь в мышцах.
Ощущая трепет в сознании.
С эйфорией в мыслях.
Жертвоприношения Богине я делаю с удовольствием.
19
Семенов, участковый милиционер с двадцатилетним стажем, посмотрел на незакрытую дверь квартиры номер 37. Хлипкий замок выломан. За спиной суетливый мужичок из 35 квартиры с вполне подходящей фамилией Синицын говорил:
— Открываю я свою дверь и вижу, — что-то не так с дверью тридцать седьмой квартиры. Я внутрь не заходил, но ты, Петрович, понюхай, явно пахнет смертью. И аура какая-то неприятная изнутри идет. Мерзкая такая аура, словно мертвяк там.
— Да не каркай ты, — отмахнулся Семенов и шагнул к двери. Всякое бывало в его жизни, но именно сейчас он почему-то не хотел заходить внутрь. Неприятное предчувствие мешало ему сделать последний шаг вперед.
— Может, лучше сразу вызвать убойный отдел? — предложил Синицын, на лице которого была смесь эмоций — возбуждение от необычной ситуации, страх того, что может быть в квартире со сломанной дверью, нездоровое любопытство и мелочная радость, что все это происходит в соседней квартире, где живет надоевший всем наркоман.
Семенов поморщился — насмотрятся детективных сериалов, и полагают, что оперативники из отдела по расследованию тяжких преступлений без промедления приедут на сломанную дверь. Хочешь, не хочешь, а проверять все равно ему надо.
Дверь пронзительно скрипнула, когда Семенов аккуратно потянул её на себя за край, и Синицын сзади возбужденно подпрыгнул.
— Стой здесь и за мной не ходи, — сказал Семенов и вошел в квартиру.
Он знал, что в квартире живет парень, уже давно сидевший на героине. Его родители, поняв, что ничего не смогут сделать и вылечить сына невозможно, купили ему однокомнатную квартиру, переложив свою головную боль на соседей и на участкового.