Доктор Ахтин
Шрифт:
Она обречена, и я еще не знаю, хочу ли я помогать ей. Если я вытащу девочку — а она уже сейчас одной ногой стоит в могиле — в её будущей жизни ничего не будет: убогое существование в маленьком городке без какого-либо желания увидеть мир, первое разочарование и первая любовь, которая быстро перерастет в безумие ненависти. Она родит ребенка-дауна и проклянет Бога. Отягощенная мужем-алкоголиком и ребенком-инвалидом, она будет ненавидеть весь мир. И в этой ненависти будет сгорать никчемная жизнь.
Может, это правильное решение — прекратить её существование сейчас? Решение, которое принято
Непростые вопросы, на которые у меня пока нет ответов.
Непростые ответы, которые еще впереди.
Все будет зависеть от девочки — сможет ли она измениться?
Я киваю головой матери и говорю, что обязательно попытаюсь помочь девочке. Лицо женщины освящается улыбкой. Она говорит, что заплатит любые деньги, что ей ничего не жалко ради дочери, что благодарность будет безразмерна. Она говорит что-то еще, но я уже не слушаю.
Я отворачиваюсь и ухожу — она меня утомила. Так много говорить и не сказать главного — простых слов «здравствуйте» и «спасибо». Воистину, гены интеллигентности за годы коммунистического безвременья вытравлены из генотипа россиян.
Девочка умрет через восемьдесят четыре дня. Я знаю, как это произойдет, я вижу слезы в глазах матери, я уверен, что в отношении меня она не скажет ни слова, но мысленно она будет проклинать. Всех, и меня в первую очередь. Впрочем, она в любом случае будет проклинать весь мир.
Возможно, девочка не умрет. Такое развитие событий я тоже вижу, а, значит, все еще впереди. Возможно всё. Главное, как человек готов измениться.
Вернувшись в ординаторскую терапевтического отделения областной клинической больницы, я открываю папку с историями болезни.
Женщина, мать двоих детей трех и пяти лет, тридцати лет от роду, неугомонная оптимистка и — может умереть через двести сорок три дня. А может не умереть. Я знаю, что могу помочь ей, и тогда она проживет значительно дольше, если какие-либо другие обстоятельства не вмешаются. Её будущее еще пока странно для меня, и еще предстоит принять решение, но в этом случае я сделаю все от меня зависящее. Просматривая анализы, я нахожу один, где есть предвестник катастрофы, что непременно случится в организме, но — сейчас я вспоминаю её лицо, пышущее здоровьем, ямочки на щеках, озорные искорки в глазах. Она радуется жизни, она счастлива в семье, она обожает своих детей, у неё есть любимая работа и она уверена в своем благополучном будущем.
Но я еще не решил, поэтому я пишу в карте стандартный дневник (жалоб нет, состояние удовлетворительное, АД 120/80, пульс 70 ударов в минуту, живот мягкий, безболезненный, стул, диурез в норме), отмечаю необходимые обследования и назначения. Я закрываю историю болезни, временно отстранившись от этой пациентки.
У меня есть время для принятия решения.
Кстати, это самое трудное — принимать решения за кого-либо. Поэтому Бог и живет среди нас инкогнито. Так бы ему пришлось решать за всех, ибо людям свойственно перекладывать свои проблемы
Бог может подумать за человека, может подтолкнуть его к определенной мысли, но принять решение и сделать что-либо человек должен сам. Бог — не волшебник и не фокусник, он не произносит заклинания и не сдергивает платок со столика, он не создает из ничего нечто и ничего не приносит на блюдечке с голубой каемочкой.
Я иду на обход. 301 палата. Четыре кровати, четыре человека, четыре судьбы.
У входа справа женщина тридцати пяти лет, и ей не нужна моя помощь. Поступив в больницу с первым в жизни гипертоническим кризом, она испугалась. Она поняла, что очень сильно хочет жить, поэтому будет постоянно и аккуратно принимать назначенные таблетки, ежедневно контролировать артериальное давление, наблюдаться у врача-терапевта по месту жительства и радоваться каждому дню.
Далее — справа у окна. Старушка семидесяти лет. Ей тоже не нужна моя помощь — она умрет от старости через пять лет. Спокойно и тихо уйдет из жизни, не доставив никому никакого беспокойства. Сейчас у неё обострение хронического заболевания почек. Болезнь, которая у неё давно, останется с ней до конца жизни и, ни в коем случае, не будет причиной смерти. Просто придет время, как оно приходит к большинству пожилых людей.
Слева у окна девушка двадцати двух лет. Случай сложный в силу того, что она знает, что беременна и скрывает это. Она уже сейчас, когда срок беременности не превышает двух месяцев, ненавидит своего ребенка. У неё тоже обострение пиелонефрита, и я назначаю ей сильные антибиотики, которые нельзя использовать во время беременности. Гарантированная временная победа над хронической болезнью и летальный исход для нежеланной жизни.
Но, это все ерунда, — преходящая ситуация. Основная проблема в другом месте организма. У неё в щитовидной железе появились первые раковые клетки — через два года, когда выявят запущенный рак щитовидной железы, она умрет. И почему-то я не хочу ей помогать. И не только потому, что она ненавидит своего еще не рожденного ребенка, — она ненавидит своего бойфренда и ложится с ним в постель. Она ненавидит свою мать и тянет к ней губы для поцелуя, когда родители приходят к ней. Она ненавидит своего отца, который не может обеспечить её безбедную жизнь, и протягивает ему руки с улыбкой и словами приветствия. Лицедейство, с которым она идет по жизни, противно мне. Я не могу избавить её от этого, поэтому равнодушно поворачиваюсь к кровати слева у выхода.
Молодая и здоровая женщина. Всего лишь воспаление желчного пузыря, возникшее впервые. Она с улыбкой рассказывает, сколько всего и что конкретно съела и выпила на свадьбе подруги. Она оптимистка и голос передает все оттенки её жизнелюбия. В ближайшие тридцать лет у неё все будет хорошо, а после ….
Потом будет другое время и другие люди.
Поговорив с пациентами, я выхожу из палаты и возвращаюсь в ординаторскую — еще две палаты я обойду позже. Меня ждет рутинная работа и размышления о некоторых пациентах.