Доктор Черный
Шрифт:
— Странно… Ты не заметила, куда он ушёл?
— Нет… Лишь только он отвернулся, я бросилась сломя голову в комнаты и заперлась… Я вся дрожала, вся с головы до ног, и по спине мурашки бегали. Я позвала Нанни, заперлась в библиотеке… Свой «Веблей» я забыла в столовой, на столе, но долго не решалась выйти туда… Когда вы звонили, я уже почти успокоилась. Кроме того, я слышала автомобиль.
— Н-да! — задумчиво повторил доктор. — Странно… Хотя, я думаю, ты просто нервничаешь в обстановке, от которой отвыкла за десять лет и с которой у тебя связаны тяжёлые воспоминания… Вероятно, это был просто бродячий факир, быть может
— При вас я ничего не боюсь, папа! — разом повеселевшим голосом ответила Джемма и, нагнувшись, спустила к полу руку со своим живым браслетом.
— Ну, Нанни… марш! Ты больше не нужна… Сейчас получишь сливок за службу.
— Едва ли она в состоянии служить здесь защитой, — заметил Дорн, глядя на пресмыкающееся. — Здесь на каждом шагу их в корзинах десятками таскают… Здесь не чухонцы, на «Марьяла».
— Пугайте меня, пугайте!.. — обернулась на ходу Джемма. — Слава Богу, мне без вас это в голову не пришло… Я бы ещё больше намучилась… Будете пугать, оставлю без ужина!
V
— Да, эти бананы не похожи на те, которыми потчевали нас европейские лавочники, — заметил доктор, сдирая легко отстёгивающуюся суховатую кожицу плода и обнажая золотисто-розовую душистую мякоть.
— Это лесные плоды? — спросил Дорн.
— Ну нет, голубчик! Дикие бананы — порядочная дрянь, как и все дикие фрукты и здесь, и у нас на севере. Чтобы вывести хорошую породу, вроде вот этих, приходится немало повозиться. Прививки привозят нередко за тысячи вёрст. Например, с Зондского архипелага… Это, наверное, Желюг Ши… — перебил сам себя доктор: в передней со стороны веранды задребезжал звонок.
Дорн вышел из столовой и через минуту вернулся в сопровождении маленького скуластого шофёра, сменившего свою форму на мягкий просторный костюм из китайской материи.
Головастый механик, прежде чем занять своё место за столом, подошёл к хозяину и сказал вполголоса несколько фраз на незнакомом Дорну языке.
Доктор встрепенулся и удивлённо поглядел на окно.
— Вот, Джи, сейчас выяснится, кто твой таинственный посетитель. Судя по описанию Желюг Ши, именно он хочет меня сейчас видеть.
Джемма испуганно вздрогнула.
— Ради Бога, отец, принимай его, где хочешь, только не здесь, не при мне. Я с ума сойду от страха, если ещё раз увижу его глаза.
— Ну, перестань нервничать, мышка! — ласково перебил доктор. — Если человек сам приходит ко мне на дом, притом совершенно открыто, чего нам бояться?.. Наконец, ты можешь пройти в лабораторию… Возьми с собой нашего шофёра или Дорна. Или, быть может, вы хотите остаться со мной, Дорн?
Дорн ответил не сразу. Видно было, как на его высоком выпуклом лбу бегали морщины и на лице желание остаться
— Я… предпочитаю остаться с вами… если вы ничего не имеете! — выговорил он наконец, обращаясь к доктору.
— Как хотите! — ответил тот и кинул несколько непонятных слов шофёру.
Тот молча поднялся со стула, взял свою тарелку с пушистым комком взбитых сливок с бананами и не торопясь последовал за Джеммой в другую комнату.
— Папа! — умоляюще обернулась Джемма к доктору на пороге. — Вы обещаете мне быть осторожным?
Доктор весело рассмеялся и кивнул Дорну.
— Не угодно ли… Эта убелённая сединами женщина учит меня осторожности! Ступай, ступай! Ну-с, а теперь взглянем на нашего таинственного гостя.
Доктор легонько нажал кнопочку, скрытую в толще обеденного стола, и, повернувшись вместе со своим плетёным креслом к дверям на веранду, крикнул несколько слов по-индусски.
Слышно было, как на веранде хлопнула дверь, прошелестели по плетёным циновкам-половикам неторопливые шаги, и в освещённом пространстве появились две тощие смуглые фигуры, в первую минуту произведшие впечатление совершенно голых. Потом уж стало видно, что бёдра их были прикрыты куском тёмной, почти под цвет кожи, материи.
Одна из этих фигур оказалась мальчиком лет одиннадцати — двенадцати, изнурённым и исхудавшим до последней степени, с каким-то странным, неприятным выражением осунувшегося лица, не то сонным, не то придурковатым; с последним, впрочем, плохо вязались огромные глубокие глаза, словно задёрнутые изнутри чёрной бархатной занавеской.
Мальчик, лишь только вошёл в комнату, не поклонившись хозяевам, не вымолвив ни слова, направился в левый угол и спокойно уселся прямо на пол, странно вывернув ноги (так, что пятка одной из них прижалась к самому низу живота) и поставив перед собой небольшую круглую плетёную корзину, которую он снял с головы.
Словно закоченев в этой позе, мальчик уронил на колени тонкие высохшие руки и вперил странный, будто невидящий взгляд куда-то поверх головы Дорна.
Его спутник, также донельзя иссохший индус, с совершенно голым черепом, с которого свисал длинный и жидкий чуб, имел на бёдрах такую же узкую повязку, а в руках небольшую тонкую палочку, довольно грубо, как показалось Дорну, гравированную разными значками.
Сколько лет могло быть этому человеку?
Когда он слегка, с невыразимым достоинством кивнул европейцам головой и открыл рот для приветствия, обнажились его ослепительно белые, ровные, крепкие молодые зубы. Но когда Дорн, машинально блуждая взглядом по его лицу, словно прямо по кости обтянутому смуглою кожей, встретился с его глазами, он невольно вздрогнул и привстал в своём кресле.
Из тусклых, холодных, мертвенно спокойных глаз гостя глядела если не сама смерть, то, по крайней мере, древность такая, для измерения которой на язык, вопреки рассудку и логике, настойчиво просились не десятки, а сотни лет.
Странный гость остановился невдалеке от стола и, выговорив своё приветствие, со спокойным ожиданием уставился на хозяина своими чудовищными глазами. И Дорн с тревожным изумлением заметил, как лицо доктора, на котором он за всё время своего с ним знакомства не видал ни разу даже тени волнения, выразило теперь почти растерянность, смешанную с чувством самого глубокого почтения.