Доктор Данилов в госпитале МВД
Шрифт:
Или:
— Я понимаю, что сало и сырокопченая колбаса хранятся долго, но в ближайшие дни вам придется обойтись без этих вкусностей. Медсестра совершенно правильно отказалась принимать передачу…
Передачи больным, находящимся в реанимации, это особая тема. Почему-то большинство людей уверены в том, что без усиленного суперкалорийного питания на поправку пойти невозможно. Сало, колбасы-ветчины, шоколад и прочие сладости — все это, конечно вкусно, кому-то даже и полезно, но для пациентов реанимационных отделений не подходит. А родственники прут «вкусные вкусности» сумками и очень обижаются,
Данилов вчера вечером успел выдержать одну «продуктовую атаку». Дочь одного из пациентов, пребывавшего в состоянии «отключки», то есть без сознания, пыталась передать отцу два больших пакета с едой.
— Ну и что, что мой папа без сознания? — тараторила она. — Когда он очнется, то сразу же захочет покушать, что я, своего папу не знаю? А что вы ему дадите? Тертую морковку и больничный суп? Лучше пусть он поест домашней еды, он так любит мою фаршированную курочку! Что значит — вы не берете скоропортящиеся продукты? Где вы видите скоропортящееся? Если вы положите курочку в холодильник… Что, разве у вас нет холодильников? А где вы храните кровь для переливания? Ой, теперь я понимаю, почему у вас такая смертность!
— У нас нет холодильников для хранения продуктов, — успел вставить Данилов.
Разговор происходил в дверях отделения. Любящая дочь пыталась пройти к любимому отцу, а Данилов исполнял роль говорящего шлагбаума, закрытого и до крайности несговорчивого.
— Что значит — у вас нет холодильников для продуктов? Я понимаю, что это реанимация, а не гастроном! Так вы возьмете передачку? Она такая маленькая, что мне даже стыдно…
«Такая маленькая передачка» тянула килограмм на шесть-семь, если не на больше.
— Не возьму, извините! — ответил Данилов и, устав от общения, просто закрыл дверь перед носом у чрезмерно настойчивой дамочки и повернул торчавший в замочной скважине ключ.
Дамочка явно относилась к породе людей, на которых доводы и объяснения не действуют. Она пару раз ткнулась в дверь, но потом все же ушла, убедившись в том, что больше никто с ней разговаривать не станет.
Во время обхода Половникова продемонстрировала еще одно малопривлекательное качество. Она без особого на то повода критиковала назначения других врачей, причем делала это напоказ, предваряя обязательным: «Мне кажется, что лучше и правильнее было бы…» Замечания ее носили второстепенный, если не третьестепенный характер и не могли существенно повлиять на эффективность лечения, но подавались они с таким важным видом, словно речь шла о чем-то архиважном и архинужном. К тому же Данилов заметил, что Половникова выступает только возле тех пациентов, которые находятся в сознании и, следовательно, способны оценить ее, так сказать, профессионализм. Было ясно, что доктор Половникова то ли пытается набрать клиентуру, то ли создает о себе суперпозитивное впечатление, надеясь, что это поможет ей в карьерном росте. Говоря по-простому, Половникова «тянула на себя одеяло». Этого Данилов в людях очень не любил и совсем не понимал. То есть понимал, что одеяло тянется корысти ради, но как так можно себя вести, не понимал.
Короче говоря, на Половниковой в плане человеческих и профессиональных взаимоотношений можно было поставить
Закончив обход, Роман Константинович сразу же ушел к себе.
— Есть разговор, — сказала Данилову Половникова, указывая глазами на дверь ординаторской.
Слегка заинтригованный Данилов прошел за ней в ординаторскую. Расселись в прежнем порядке — Половникова на диване, Данилов — на стуле.
— Вы напрасно думаете, что мне нужны поклонники… — начала Половникова.
Данилов так не думал, но возражать поленился.
— …поклонники мне не нужны, хватит с меня и Ромы со Славиком. Вообще-то я замужем, мой муж офицер, настоящий.
— Бывают ненастоящие офицеры? — удивился Данилов.
— Еще сколько! — скривилась Половникова. — Это те, кто пороху не нюхал. А вот мой муж прошел все горячие точки, какие только были. Он летчик, подполковник. Но я задержала вас не для того, чтобы похвастаться мужем и поклонниками, а для того, чтобы объясниться, то есть объяснить вам, почему я интересовалась вашей женой. Кстати, а может, у вас еще и дочь есть? Взрослая, не дошкольница?
— Вы собирались объяснить… — напомнил Данилов.
— Собиралась, собиралась. Так вот, мой интерес был вызван не тем, что вы подумали, а желанием предложить вашей жене, и не только ей, умопомрачительную косметику фирмы «Белецца де оро», уполномоченным дилером которой я являюсь. Что вы так на меня смотрите? Да, я подрабатываю где могу, сколько получают военные, вы, наверное, слышали, а у нас дочь-школьница, и вообще, хочется жить хорошо, ни в чем себе не отказывая. Если будет интересно, я могу принести проспекты.
— Навряд ли, — улыбнулся Данилов, — если у вас все, то я, пожалуй, пойду…
— Еще минуточку! Посмотрите на меня! — Половникова задрала подбородок и повертела головой. — Есть у меня на шее морщины?
— Нет.
— А на лице? — Вращения головой повторились при опущенном подбородке. — Ну, хоть одна?
Данилов отрицательно помотал головой.
— Это еще не все, видели бы вы мою грудь! — тоном, в котором гордость мешалась с пафосом, сказала Половникова. — Не грудь, а настоящая песня-сказка! И все благодаря омолаживающим чудодейственым кремам и лосьонам от «Белеццы»!
Казалось, что она сейчас скинет одежды и не только предъявит, как говорится, товар лицом, но и даст потрогать. Данилов посильнее сжал челюсти, чтобы ненароком не сказать нечто такое, что выйдет за рамки светской беседы. В конце концов, с коллегами следует поддерживать если не дружеские, то хотя бы ровные отношения, без конфронтаций. Тем более здесь, в реанимационном отделении, где с коллегами ненадолго встречаешься по утрам во время приема-передачи дежурств. Можно и сделать небольшое усилие над собой — не смеяться над коллегами и не быть с ними чрезмерно резким.