Доктор Самты Клаус

Дымовская Алла

Спустя несколько безобразных минут после Коварного Решения, все на том же Вездесущем Болоте.

Когда доктора Самты Клауса, не без усилий, выловили из камышей, отбили от крыс и отряхнули от налипшей заколдованной грязи, он взял в руки верную свою палку и подошел к заговорщикам. Первым делом Самты окинул презрительным взглядом особу отшельника, и особа отшельника ему решительно не понравилась. Во-первых, посох у Джина Икаруса был больше его верной палки, и, хотя не железный, но куда более суковатый. Во-вторых, претензии отшельника на роль лица куда-то и кого-то наставляющего вызвали у Самты

болезненные укусы ревности. А как известно, укусы ревности вдобавок к крысиным укусам — удовольствие ниже среднего. К тому же Самты искренне считал, что его внушительная хромая фигура намного лучше подходит, чтобы занять место Избранного. Взамен совершенно невзрачной лысой гориллы, к тому же явно без высшего образования.

Кстати сказать, Вонючка и террорист Муд были в душе совершенно согласны с доктором Клаусом, и теперь оба жалели, что не ему выпало прикидываться Избранным. Впрочем, — решили про себя заговорщики, — этот хромой малый может доставить кучу неприятностей ПД и просто так. Поэтому маленькое привидение и Сэнд Муд приветливо заулыбались Самты. А вот Джин Икарус, напротив, нахмурился. Он уже почуял в докторе незваного конкурента, и вовсе не имел намерения сдаваться на милость какого-то самозванца, чей посох к тому же был меньше его. «Грядут разборки лидеров!» — это подумал про себя отшельник Д.И. Блок. «Вот козел!» — это подумал про отшельника Самты.

— Вы, кажется, собирались идти через север на северо-запад? — ехидно сделал первый смертоносный выпад Самты и указал на непроходимое Вездесущее Болото.

— Собственно, идти не обязательно. Болото можно переплыть, — отразил удар Джин Икарус. И действительно, болото хотя и было непроходимым, но отнюдь не являлось непроплываемым, за исключением трясины.

— Ну, для этого нужна лодка, лучше надувная. Или плот, лучше резиновый. Или какая-нибудь тара в виде ящика, лучше деревянная. И еще весло. Кстати, вы что-нибудь понимаете в таре? Например, в деревянной? — не без коварства спросил Самты.

— Еще как понимаю! — злорадно воскликнул Избранный отшельник и не соврал.

Кстати Д.И. Блок превосходно разбирался в таре, особенно в виде ящика, и особенно деревянной. Спросите, почему? Элементарно, ватсоны! В последние годы обычной доостровной жизни Джин Икарус ничего другого не делал, как только разбирался во всяческой деревянной таре. Он был гробовщиком! Заметьте, в собственной похоронной конторе, заложенной в банке под высокий процент. И гробы он стругал первый сорт. С кистями и с глазетом, семейные и одноместные, с совмещенными удобствами и с отдельным черным ходом для грабителей могил. Так-то!

Вообще-то Джин Икарус не помышлял прежде ни о каком ящике, и тем более не собирался переплывать болото. Иначе, зачем бы он сидел на бережку несколько дней, погруженный в раздумья на тему: что делать дальше? Зато теперь, назло кондуктору и доктору Клаусу, ему определенно захотелось пуститься вплавь по Вездесущему болоту и непременно в деревянном ящике, но прежде! Прежде Д.И. Блок собирался сделать ящик для самого доктора Самты Клауса, а еще прежде, из него же — хорошую отбивную! Он угрожающе поднял посох над головой. Самты не оставил угрозу безответной и взмахнул железной суковатой палкой. Секунда-другая, и на болоте произошло бы смертельное убийство. Или, по крайней мере, умышленное нанесение тяжких телесных повреждений.

Но вдруг…!

Заметьте, на самом интересном месте, когда главные герои вот-вот должны вывести один другого из числа действующих персонажей, всегда происходит какое-нибудь «но вдруг!». Почему? Да очень просто. Иначе «кина» бы не было. Или хорошо продаваемого, средней руки бестселлера. И можно было бы с чистой совестью закрывать лавочку. Но поскольку чистая совесть — большая редкость по нынешним временам, то без «но вдруг!» не обойдешься.

Дальнейшие события относительно «но вдруг!», или что такое «не везет» и как без него обходиться.

Не успели скреститься в воздухе два суковатых посоха, железный и из кокосовой пальмы. Не успели болельщики той и другой команды затаить дыхание. Как вдруг..!

Поблизости раздался душераздирающий крик:

— Други мои! Братья и сестры! Родные и ничейные! Остановитесь! — и тут из кустов с другой стороны джунглей к болоту вышел здоровенный, полуголый афро…

(Хм! Если из Америки, то афроамериканец, если из Европы, то афроевропеец, а если из Африки?). Ладно, пусть будет так:

Из кустов с другой стороны джунглей к болоту вышел здоровенный, полуголый афроафриканец. (Бредово. Зато политкорректно).

Обе враждующие стороны так обалдели, что даже опустили посохи, каждый свой, разумеется. Причем не на головы друг друга, а рядом на землю.

— Междоусобицы не допущу! — продолжал вопить полуголый афроафриканец, и его слушали со вниманием. Оттого, что было интересно. И оттого, что в руке у миротворца был собственный нехилый посох, куда внушительней двух предыдущих.

Прошу прощения, но все время называть появившегося «вдруг!» у болота дюжего чернокожего молодца афроафриканцем забодаешься. Да и язык заплетается. С вашего позволения, как впрочем, и без оного, впредь он будет именоваться просто Аф-аф. Коротко и занятно.

Так вот. Аф-аф, вовремя встряв в чужую драку, не только не получил по балде, но и впрямь остановил грядущее кровопролитие.

— Ты кто такой будешь, приятель? — хором спросили Самты и Джин Икарус, с уважением посмотрев на суровый пастырский посох из австралийского эвкалипта.

— Я буду брат-сайентолог, — представился Аф-Аф, — но вы можете называть меня запросто. Святой отец. Тут неподалеку моя паства, — и Аф-аф указал в сторону с другой стороны джунглей.

Оттуда и впрямь вышли несколько разнообразных человек. Две ярко раскрашенные девицы развратного вида. Доходяга-араб в линялом халате и с пестрой «арафаткой» на голове. Последним шел грустного вида мужик в лаптях и онучах, и с бородой веником.

Самты первым делом заинтересовался девицами, особенно смугленькой беглой губернаторшей с острова Тимбукту, и уже ждал, что интерес его перейдет во что-то низменное и конкретное. Но ничего не произошло и никуда не перешло. Интерес пропал совсем. Тогда Самты не на шутку встревожился. Одно дело доставучая Кики, у которой кроме клея «Супер-момент» и глядеть-то не на что. И совсем другое — знойная женщина, мечта поэтов по обе стороны от экватора. Дело было явно неладно. Более того, вместо пропавшего интереса к знойным женщинам, у Самты спонтанно возникло острое желание лечить людей. Причем всех без исключения. Причем живых. Причем, не прибегая к вскрытию. Подозрительно, не то слово!