Доктор Сон
Шрифт:
Только это было неправильно, и дело приняло слишком серьезный оборот, чтобы позволить себе такую роскошь, как самообман. Ты пришла к ней сама. И угодила в расставленный капкан. Почему? Потому что, несмотря на весь свой опыт, ты все-таки недооценила ее.
Роуз открыла глаза, поднялась и опустила ноги на ковер. Одна наткнулась на пустую канистру из-под пара, и Роуз со злостью отшвырнула ее в сторону. Футболка из Сайдуайндера, которую она надела, прежде чем лечь, пропиталась потом. От нее воняло как от свиньи.
– Но я же не знала, – сказала она. – Никак не могла знать.
Ей были ненавистны жалобные нотки в собственном голосе. Таким тоном говорят сварливые старухи.
– Я никак не могла этого предвидеть.
Ей отчаянно захотелось выбраться из проклятого кемпера. Он мог быть самым большим и роскошным в мире, но сейчас словно ужался до размеров гроба. Она подошла к двери, опираясь на стенки, чтобы сохранить равновесие. Прежде чем выйти, взглянула на часы на приборной панели. Без десяти два. Все произошло за какие-то двадцать минут. Невероятно!
Много ли ей удалось узнать, прежде чем я избавилась от нее? Что ей теперь известно?
Роуз не могла полностью оценить размеры ущерба, но любая утечка представляла опасность. С мерзавкой следовало расправиться, и как можно скорее.
Она вышла под бледный свет луны и несколько раз глубоко вдохнула свежий воздух. Ей сразу стало лучше. Самообладание возвращалось, но она никак не могла забыть того шелеста у себя в голове. Не могла избавиться от гадостного чувства, что кто-то – лох! – роется в ее мыслях, причем в самых сокровенных. Боль была сильна, испуг от того, что угодила в ловушку, оказался еще сильнее, но острее всего она переживала унижение и незнакомое прежде ощущение, словно ее изнасиловали. Изнасиловали и обокрали.
Ты за это дорого заплатишь, принцесса. Скоро поймешь, что напрасно связалась со мной.
Кто-то двигался в ее сторону. Роуз успела присесть на верхнюю ступеньку своего кемпера, но сразу же резко поднялась – напряженная, готовая ко всему. Потом разглядела силуэт Ворона. Он был в пижамных штанах и домашних тапочках.
– Роуз, я думаю, тебе лучше… – Он осекся. – О проклятие! Что у тебя с рукой?
– К дьяволу мою руку! – рявкнула она. – Чего ради ты болтаешься здесь в такой час? Ведь знаешь, что я занята?
– Дедушка Флик, – ответил Ворон. – Энни Фартук говорит, что он умирает.
Глава 11
Тоуми 25
Вместо привычных когда-то ароматов сосны и сигар «Алькасар» кемпер Дедушки Флика пах дерьмом, болезнью и смертью. Собралось множество людей. Не меньше дюжины Истинных стояли рядом с кроватью старика и расположились в гостином отсеке, попивая кофе. Остальные столпились снаружи. Вид у них был испуганный и растерянный. Члены Узла не привыкли к смерти себе подобных.
– Всем разойтись, – скомандовала Роуз. – Пусть останутся только Ворон и Орех.
– Да вы посмотрите на него, – дрожащим голосом сказала Петти Китаянка. – На
– Ничего, все образуется, – мягко сказала Роуз и по-дружески сжала плечо Петти, хотя больше всего ей хотелось выкинуть эту жирную кокни из кемпера под зад коленом. Ленивая сплетница, годившаяся только чтобы согревать постель Барри, да и то едва ли справлявшаяся даже с этим. Как подозревала Роуз, единственное, что Петти умела действительно хорошо, – это постоянно жаловаться на жизнь. И первой распускать панические слухи.
– Идите по домам, – поддержал ее Ворон. – Если ему суждено умереть, то свидетели при этом ни к чему.
– Он сдюжит, – сказал Сэм Арфа. – Жестче вареного филина наш Дедушка Флик.
Но потом он обнял Русскую Бабу, которая выглядела совершенно потерянной, и ненадолго прижал к себе.
И они стали расходиться, бросая взгляды через плечо, прежде чем спуститься по ступенькам на землю. Когда же их осталось трое, Роуз подошла к постели.
Дедушка Флик смотрел на нее, но не видел. Губы отстали от десен и обвисли. Пряди тонких седых волос выпали и разметались по наволочке подушки, придавая ему вид облезлого старого пса. Огромные влажные глаза наполняла боль. На нем не было ничего, кроме трусов, и по всему тощему телу виднелись красные точки, похожие на пупырышки или укусы насекомых.
Роуз повернулась к Грецкому Ореху:
– А это что еще такое?
– Коревая сыпь, – ответил он. – По крайней мере я так думаю. Хотя чаще она появляется в полости рта.
– Говори на нормальном языке.
Орех пробежал пальцами по остаткам шевелюры.
– Короче говоря, я думаю, у него корь.
Роуз сначала потеряла дар речи, потом разразилась лающим смехом. Ей приходилось стоять здесь и выслушивать откровенную чепуху, вместо того чтобы принять аспирин, который успокоил бы руку, пульсировавшую адской болью с каждым ударом сердца. Ей постоянно лезли в голову мысли о том, как распухали руки персонажей комиксов, то и дело попадавших себе молотками по пальцам.
– Но ведь мы не подвержены лоховским болезням!
– Ну… раньше так и было.
Она гневно посмотрела на него. Ей срочно понадобилась шляпа: без нее она чувствовала себя голой, – но цилиндр остался в кемпере.
Орех сказал:
– Я говорю только о том, что вижу. А это явная корь.
Лоховская болезнь с глупым названием. Только этого им не хватало!
– Но это же просто… чушь собачья!
Он вздрогнул, и немудрено. Ее слова показались резкими даже самой Роуз. Но… этого же не может быть! Корь? Получалось, что старейшина Истинного Узла умирал от детской болезни, которой теперь не болеют даже дети?
– На мальчишке-бейсболисте из Айовы было несколько пятнышек, но я и представить себе не мог… Именно потому, что, как ты сказала, мы не подвержены их заболеваниям.
– Но с тех пор прошло уже несколько лет!
– Знаю. Напрашивается единственное объяснение. Зараза проникла в кровеносную систему и дремала там до поры. Некоторые болезни протекают именно так. Порой не проявляются годами, а потом – вспышка.
– Но все это верно только для лохов! – Она продолжала цепляться за этот аргумент.